Что сказано в библии про обиду
Но как расположить свое сердце к исполнению этой обязанности самым делом? И в глазах Божиих все может быть не так, как нам представляется. Тёмная тема:.
Худо всякому причинять зло, но терпящему злу — хуже. Худо всякого опечаливать, но печального — еще хуже. Худо всякого уязвлять, но уязвленного — и того хуже.
Ибо убогий помилования, печальный утешения, уязвленный врачевания требует. А кто их озлобляет, тот и последнее, что имеют, у них отнимает, и так в последнюю беду приводит, жизнь сокращает и истребляет.
Ибо обижающий бедного делает подобно тому, который утопающего в воде более в воду погружает, и так беду к беде, печаль к печали, язвы к язвам прибавляет, а это не только беззаконное, но и бесчеловечное дело, и признак человека, нравом в свирепого зверя преобразившегося. Ибо убоги и бедны все те, которые нанимаются работать и дневными трудами дневную пищу достают.
И чем большую лихву, или процент, с убогих должников своих берут, тем большее бесчеловечие делают. И это бесчеловечие люто и несносно, ибо так беда к беде и болезнь к болезни прибавляется. Являющие такое бесчеловечие ближним своим, хотя устами и исповедуют Бога, но сердцем не признают Его или в Промысел Его не веруют и наказания за беззакония свои не чают, как о них Святой Дух, глубину сердца их испытующий, через Псаломника объявляет: Вдову и пришельца убивают, и сирот умерщвляют и говорят: «не увидит Господь, и не узнает Бог Иаковлев».
Но обличает безумие, там же, через того же Псаломника: Образумьтесь, бессмысленные люди! Насадивший ухо не услышит ли? Обида убогих есть грех весьма тяжкий и на небо вопиющий, как можно из Святого Писания видеть и сам разум то показывает.
Ни вдове, ни сироте не делайте зла; если же сделаете им зло, и, восстенав, возопиют ко Мне, слухом услышу голос их, и разгневаюсь яростью, и убью вас мечом, и будут жены ваши вдовами, и дети ваши сиротами Исх. И опять проклятьем поражает таких: проклят, кто превратно судит пришельца, и сироту, и вдову; и скажут все люди: «Да будет» Втор. И опять с проклятьем грозит казнью показывающим такое бесчеловечие: производите суд и правду и спасайте обижаемого от руки притеснителя, не обижайте и не тесните пришельца, сироты и вдовы, и невинной крови не проливайте на месте сем.
А если не послушаете слов сих, то Мною клянусь, говорит Господь, что дом сей сделается пустым. И опять через пророка Амоса: За то, что вы бьете убогих и берете от них подарки, вы построите украшенные дома, но не вселитесь в них; насадите прекрасные виноградники, но не будете пить вина из них. Ибо Я узнал многое нечестие ваше и тяжкие грехи ваши: вы попираете праведного, принимая дары, и извращаете в суде дела бедных Ам.
И Псаломник, Духом Святым движимый, жалуется к Богу и вопиет на такое бесчеловечие беззаконников: Восстань, Судия земли, воздай возмездие гордым. Доколе, Господи, нечестивые, доколе нечестивые торжествовать будут? Они изрыгают дерзкие речи; величаются все делающие беззаконие; попирают народ Твой, Господи, угнетают наследие Твое; вдову и пришельца убивают, и сирот умерщвляют и говорят: «не увидит Господь, и не узнает Бог Иаковлев».
И прибавляет в конце: и обратит на них беззаконие их, и злодейством их истребит их, истребит их Господь Бог наш. А святой апостол возвещает им плач и рыдание из-за лютых скорбей, грядущих на них, говоря: Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью.
Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни.
Вот плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа Иак. Отсюда видим страшные Божии казни, бываемые за обиду вдов, сирот и убогих. Видим дома и города, то мечом и огнем поедаемые, то землею пожираемые. Видим, что питающиеся слезами убогих и сирот истребляются от земли живых, и нисходят в ад воспринять по делам рук своих. Ибо Бог поругаем не бывает Гал. И сироту, и вдову принимает Пс. Богатый богатому, сильный сильному, славный славному, вельможа вельможе помогает, а нищий, сирый, вдова — всеми оставляется, нигде помощи найти от человека не может.
Поэтому один Бог им Помощник и готовый Покровитель. Этот Нелицеприятный Судия рассудит тяжбу их см. Он, как Отец Милосердный и Сострадательный, вступится за них. Но тщетно чтут Меня». Есть только один способ, которым можно это сделать: откровенным и чистосердечным признанием совершенного зла и испрошением прощения. Пусть примиряющая любовь Божья получить свое отражение в твоем брате: ты искал лица Божьего в смиренном признании твоего греха, и молил о прощении, и хорошо было тебе примириться с Богом.
Теперь ищи с такою же целью лица брата твоего, и это будет тебе во благо. Благодарение Богу - Он желает твоего возвращения. Он отсылает тебя прочь от Себя не с тем, чтобы ты оставался вдали от Него, но с тем, чтобы ты вернулся к Нему и получил двойное благословение. Тебе было хорошо, когда ты послушался Его первого призыва «Приди ко Мне» тебе точно также будет хорошо, когда, исполнив Его повелите: «пойди прежде», ты «тогда приди» назад к Нему.
Воздадим опять благодарение Богу, что Он желает принять наши дары. Он радуется им. Он любить «доброхотно дающего». Но только он ставить одно условие, которое ты обязан исполнить; дары твои должны быть честные; в противном случай они не доставят Ему никакой радости, и Он будет принужден отказаться от них. Как часто славословие замирало на устах, чувство благодарности остывало в сердце, и любовные дары, приносимые Ему и Его делу иссякали потому только, что не все было в порядке в душе приносящего их!
Вспоминаешь ли ты здесь, пред лицом Божьим, что брат твой имеет что-нибудь против тебя? Если так, то пойди, поговори с ним; напиши ему, сознайся чистосердечно в твоей вине.
В вознаграждение ты получишь царское благословение, привет от Царя Царей; и стоить это тебе будет лишь одну почтовую марку, или десять минуть беседы лицом к лицу с твоим братом. Второй случай, раскрывающий обратную сторону этого же самого вопроса, изложен у Матвея 15 - 17; «если же согрешит против тебя брать твой, пойди и обличи его между тобою и им одним: если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего.
Если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово. Если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь». Достойно внимания то обстоятельство, что это последнее наставление изложено гораздо позже первого, двенадцатью главами дальше.
Это как будто указывает на то, что первый случай предстоит тебе вероятнее последнего, и что он важнее, ближе к тебе и больше нарушает общение твоей души с Богом. В этом же втором случае предполагается, что между тобою и Богом все выяснено. Предполагается, что ты исполнил повеление Божие относительно брата, тобою обиженного, и что ты последовал указанию о том, что следует очистить свой собственный глаз раньше, чем решиться разбирать несовершенство зрения твоего брата Мф.
Теперь, однако, брат твой обидел тебя и согрешил против тебя. Если это случилось, то посмотри, как ясны указания, данные для твоего руководства. Слушай же и повинуйся. Предполагается, что брат твой совершил какой-нибудь поступок тебе во вред, сказал слово, оскорбительное для тебя, следовал такому образу действия, который нанес тебе ущерб.
Речь не идет о предполагаемой обиде или воображаемом зле, но о том, что возможно доказать, «подтвердить», ст. Если христианин не станет обращать внимания на такие обиды, которые не подтверждаются несомненным доказательством того, что они были действительно совершены, то сразу улетучится масса поводов к недоразумению, не обоснованных ни на чем определенном, а потому разбери хорошенько твой сличай раньше, чем давать ему дальнейший ход.
Опять-таки мы имеем дело только с обидой, совершенной христианином, открыто признающим себя таковым. Здесь не имеется в виду человек безбожный, не исповедующий христианства. Часто, когда обидчиком является не христианин, то обиженному им христианину кажется наиболее уместным отнестись к такому обидчику, как к слепому, который с ним столкнулся на улице: столкновение могло произвести ушиб, но ты видишь, что столкнувшийся с тобою прохожий слеп, и потому не сетуешь на него за причиненный им ушиб, но стараешься направить слепого туда, куда он хочет идти.
Но здесь речь идет о таком человеке, который называет себя христианином. Справедливо ли он себя именует таковым, решить это часто бывает вне нашей возможности, и потому мы должны относиться к нему, как к христианину, до тех пор, пока обман не обнаружится.
Сравни Деян. Если такой человек согрешит против тебя, то тебя предписан очень простой образ действия с ним. Как в предыдущем случай тебе велено было «пойти» для того, чтобы освободить себя от бремени, так и в этом случай ты должен «пойти» для того, чтобы брата твоего освободить от бремени. Такой образ действия соответствует старому закону Божьему, столь же обязательному в Ветхом Завете, как и в новом. В книге Левит сказано: «Не враждуй на брата твоего в сердце твоем; обличи ближнего твоего, и не понесешь за него греха».
В книги Второзакония 22 г. Если нам предписано с таким вниманием печься о скоте своего брата, то сколько же больше старанья должны мы приложить тогда, когда видим, что душа его заблуждается.
Да, скажи ему самому. Если бы Господь приказал нам говорить о полученной обиде со всеми кроме, как с самим обидчиком, то какими в этом случай оказались-бы мы послушными учениками! Но сказано: «обличи его наедине с ним». Кто из нас безгрешен в нарушение этого предписания? Имей при этом ввиду, что лишь только ты рассказал о вине брата твоего перед тобою кому-нибудь постороннему раньше, чем в глаза обличить его самого, ты тотчас сам стал виноватым перед ним, и поступок твой подходит под правило, изложенное у Мф.
После этого ты уже не имеешь права останавливаться на вине твоего брата, ибо твоя собственная вина стала между тобою и им. Это то самое, что приказывает Господь в другом месте, когда умыв ноги Своим ученикам, Он говорит: «И так, если Я Господь и Учитель умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам». В приказаны обличить брата разумеется именно такое умывание ему ног, т.
Остерегайтесь однако того, чтобы при этом вода не оказалась слишком горячею или холодною. Если ты обличишь его в холодных, надменных выражениях, уличающих твое сознание превосходства над ним, или в горячих выражениях, свойственных оскорбленному самолюбию, то ты либо остудишь, либо обожжешь его, и наверно заставишь его отклонить предлагаемую тобою услугу.
Пусть вода будет подходящей температуры, подогретая твоею сердечною теплотой; и в таком случае он охотно и радостно отзовется на твое доброе побуждение.
Остерегайся, чтобы не разгласить между другими твоего недоразумения с братом твоим. Пусть не знают о нем даже остальные твои братья, не говоря уже о посторонних, вне духовной семьи, пока ты не выяснишь дела с твоим обидчиком.
Войди, следовательно, к нему, закрой дверь и обличи его. Задача не легкая, если хочешь исполнить это праведно. Уповай на Бога, который один может научить тебя совершить это дело кротко, смиренно, «наблюдая за собою, чтобы не быть искушенным».
Выскажи ему просто, ясно, прямодушно, в чем тебе кажется, что он не хорошо поступил, и что в этом тебе причиняет боль; и выскажи это с искренним желанием и намерением низвесть благословение на его душу. Мы так плохо усвоили себе этот урок, так редко пытаемся мы привести его в исполнение, что мы большею частью имеем самое слабое представление о тех многочисленных случаях, которые могли бы увенчаться успехом, и в которых брат наш выслушал бы нас.
Прости обиду во имя Того, кто сам простил грехи всех и в предсмертные минуты молился со креста за врагов своих: Отче, отпусти им: не видят бо, что творят Лук. Прости обиду своему обидчику, потому что так поступали все истинные последователи Христа Спасителя, которые, по примеру своего Господа, не злобились на врагов своих даже и тогда, когда были ими умерщвляемы и молились за них: Господи, не постави им греха сего Деян.
Прости обиду, потому что обиды в собственном смысле нет, коль скоро мы сами себя не обижаем. Прости обиду, потому что обида на самом деле не только не есть обида, но даже благодеяние, а потому мы на самых своих обидчиков должны смотреть не иначе, как на благодетелей!
Прекрасное, святое и возвышенное учение, какое только можно найти в одной вере христианской! Надобно, однако же, заметить, что это учение восхищает нас только тогда, когда остаемся посторонними его слушателями, либо предлагаем его другим и рассуждаем о предмете сего учения отвлеченно, мимо всех столкновений с людьми нам недоброжелательными, и когда совсем мы не имели дела со врагами.
Но коснись какая-либо чувствительная обида нас самих, затронь кто-нибудь нашу личность, причем страдает наша честь, падает значение в положении общественном, расстраивается домашнее спокойствие, подрывается внешнее благосостояние или разрушается какой-нибудь хорошо обдуманный план жизни, тогда все вышеизложенные доказательства на то, что мы должны прощать обиды своим обидчикам и притеснителям, любить их и благодетельствовать им, тотчас теряют свою силу и их не понимает раздраженное чувство сердца; мы пылаем в ту пору гневом и требуем должного воздаяния за соделанное нам зло.
Что же это значит? То, что легче убеждать других в обязанности прощать обиды ближним своим, нежели исполнить эту обязанность самому. А это что показывает? Не выражается ли здесь злость нашего сердца, доброта и незлобие которого испытывается и узнается в обидах? Может быть, и так; но прежде всего нужно разобрать и пересмотреть самое учение о прощении обид ближним своим, не заключается ли в нем чего-либо такого, почему оно более разит и потрясаете наше естественное чувство, как внезапно упавшая с неба молния, как раздавшийся над головою удар грома, нежели животворно действует на душу, смягчает ее болезнь и вливаете в нее силу мужества для того, чтобы возвышаться над обидами, не поддаваться злу и победоносно выходить из борьбы с ним.
При исследовании взятого нами предмета, мы не то имеем в виду, чтобы найти какую-либо несостоятельность в самом божественном учении нашей веры о прощении обид, а ищем одной поверки того, все ли хорошо обсуживается нами, что относится к этому учению; точный ли и прямой мы раскрываем смысл его, против которого не могло бы находить своих возражений наше сердце?
Прости обиду, внушает обиженному наставник истины, располагая его душу к примирению со своим обидчиком; потому что этого требует самое естественное чувство любви, которое заставляет видеть во всяком человеке своего ближнего, созданного по образу Божию, соединяющему всех нас в одно семейство детей, имеющих одного Отца небесного. Не Отец ли един всем вам? Это внушение и напоминание о единстве нашего происхождения и родственной связи по естеству, прежде всего, должно бы иметь полную силу убеждения в душе обидчиков и притеснителей, и расположить их к тому, чтобы они не обижали своих ближних, не выступали из священного завета любви взаимной и не являлись врагами для своих братьев по естеству.
Им то и нужно бы первее всего подумать об образе своих действий, когда еще не открыли вражды и не восстали неприязненно на тех, которые суть дети одного Отца небесного. Но они этого не делают, они небоязненно нарушают священный завет любви и мира, — и вот мы прилагаем теперь этот довод к тем, которые обижены и оскорблены ими. Что же? Убедителен ли он для обиженного и твердо ли решает возбужденную в его оскорбленном сердце задачу — простить нанесенную ему обиду? Прислушаемся к чувству обиженного человека и рассудим, не высказывает ли и оно какой-нибудь истины, когда возмущается и ропщет на обидчика?
Я должен простить своему обидчику по требованию этого закона: почему же не уважил силы сего закона тот, кто нанес обиду мне? Мой обидчик нарушил сей закон своим неприязненным действием; следовательно, он сам расторг священный союз любви со мною, вне которого он является уже недостойным любви, как оскорбитель ее и преступник против нее. Я чувствовал любовь к своему ближнему, пока он сохранял отношение ко мне, как к ближнему своему; но он почему-то явился врагом и недоброжелателем мне, — и вот мое естественное чувство любви перешло в чувство негодования и раздражения против него, так что уже умолкает во мне голос любви естественной.
А если он умолкает, то и не вижу силы в доказательстве, опирающемся на требование любви естественной. Если бы точно чувствовал я в себе это требование, то оно и без постороннего внушения достаточно было бы само по себе к прощению сделанной мне обиды.
Знаю, что мой обидчик есть человек, носящий в себе образ Божий, который я должен любить и уважать; но украшенный образом Божиим действует в духе вражды и неприязни — том духе, с которым нельзя иметь общения и быть в мире и единодушии. Если бы он отбросил от себя этот нетерпимый дух, а еще лучше, когда бы он совсем не допускал его в себя, тогда ничто не мешало бы мне любить его и видеть в нем своего ближнего, созданного по образу Божию».
Значит, образ Божий, при отсутствии в человеке духа любви и истины, не вполне убеждает к примирению с ним и прощению несправедливого образа его действий в отношении к другим. Ты сам виновен, продолжает учитель любви и мира, пред обидевшим тебя ближним своим, который не без причины нанес тебе обиду и которому, верно, подал ты какой-нибудь повод со своей стороны поступить с тобою так, а не иначе.
Следовательно, сознайся пред обидчиком, как виновный сам и прости ему то, в чем чувствуешь себя обиженным. Следовательно, этот довод собственно ничего не доказывает в отношении к прощению обид и примирению с обидевшим меня. Этим доводом только отрицается самое значение обиды, но не объясняется побуждение к прощению ее, когда она есть действительно. При том, мыслит в себе обиженный, пусть будет и так, что в самом деле я был причиною тому, что меня обидели, т.
Может быть, действительно я виновен в чем-либо пред своим обидчиком: но разве обязанность прощать лежит только на мне одном в отношении к другим, а другие свободны от нее?
Зачем же обязываюсь непременно прощать обиды другим я, когда другие не так поступают в отношении ко мне? Мое чувство говорит мне, что именно обижен я ближним моим, и теперь, чтобы простить сделанную мне обиду, я должен еще сознаться в вине своей, которой совсем не чувствую за собою в отношении к своему обидчику.
Тут представляется мне двойное затруднение к примирению со своим обидчиком: как простить ему нанесенное мне оскорбление, и как сознать себя виновным пред ним? Могу удержаться от мести моему врагу, по расчетам житейского благоразумия, которое заставляет меня скрыть свой гнев и затаить чувство негодования; но простить ему от души — от чистого сердца, это выше сил моих!
Действительно, из чувства одной любви естественной нельзя вывести достаточного основания к прощению обид, понимаемых не в значении каких-либо мелочных и ничтожных дел, которые бывают причиною ваших огорчений и недовольства на ближних, и за которые легко можно примириться с обидевшими, но в значении предметов важных, возмущающих душу до глубины ее.
Такие обиды точно возможны и бывают на самом деле. Против них-то не может устоять наше естественное чувство любви, так как и всякое наше естественное добро оказывается бессильным в борьбе со злом, по неоспоримому и всеми признанному перевесу сего последнего над первым в нашей падшей природе. Впрочем, это еще остается вопросом, точно ли составляет зло в нашей природе то, когда мы чувствуем наносимые нам обиды, вследствие которых отталкивается душа наша от обидчиков и ведет с нами счеты в сокровенных своих движениях?
Недостаточность любви естественной к прощению обид и примирению с обижающими подкрепляется обыкновенно требованием высшей любви евангельской, заповеданной нам Господом: заповедь новую даю вам, да любите друге друга: яко же возлюбих вы, да и вы любите себе. О сем разумеют вси, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою Ин. Итак, во имя этой-то любви, под опасением быть отлученными от общества учеников и последователей Христа Спасителя, требуется от обиженного простить нанесенную ему обиду и иметь любовь к своему обидчику.
Как же действует это убеждение на душу обиженного человека? Слышу, говорит он, заповедь о любви, завещанной Господом всем Его последователям, которая названа новою за свое превосходство и возвышенность над древнею или естественною любовью; но и эта новая заповедь, так же как и древняя или естественная, определяет взаимное отношение друг к другу и поставляет всех в одной общей обязанности — любить: да любите друг друга.
Что же, если кто из верующих в Господа Спасителя оказывается нарушителем и этой новой Его заповеди, вдается в неприязнь и действует в избранном обществе благодатных чад Божиих не как друг, а как враг? Он является еще худшим и тягчайшим преступником, нежели неверующий, который в омрачении своего ума и сердца не познал возвышенного духа любви христианской. Потому и оскорбление, полученное от неверующего, гораздо легче и сноснее, нежели от верующего.
Верующий христианин, являющийся обидчиком и притеснителем в кругу других единоверных ему братий, уже ничем не может быть оправдан, или извинен в его нехристианском обращении с прочими верующими. Одним словом: и при высшей любви евангельской идет тот же расчет сердца за обиды и неприязнь действующих против нас враждебно. И если при этом расчете обиженный чувствует правоту на своей стороне: то чем прекратить возникшую между ним и обидчиком внутреннюю распрю и решить ее в пользу сего последнего, чтобы примириться с ним и иметь его в любви?
Правда, есть еще особенная и в самом христианстве необычайная любовь, которая заповедуется последователям Христовым к самым врагам своим как сказано в Евангелии: любите враги ваша, благословите клевещущих вы, добро творите навидящим вас и молитися за творящим вам напасть, и изгоняющих вы… Аще бо любите любящих вас, кую мзду имате, не и мытари ли тожде творять; и аще целуете други ваша токмо, что лишше творите? Есть эта божественная заповедь, изреченная Господом Спасителем, и под ее защиту могут укрываться те, которые сами не думают о любви и действуют как враги.
И если совсем не думают о любви евангельской враги и обидчики: то остается в этом случае призадуматься за них тем, которые хотят руководствоваться законом любви евангельской, и которым трудная предстоит мысленная задача: как исполнить высказанную Господом заповедь о любви ко врагам?
Тот далеко не разрешил еще этой задачи, кто приискал и выставил на вид одну заповедь Господа: любите враги ваша! Из одного указания на эту заповедь чувствующий свою обиду еще не получает нравственной силы к тому, чтобы исполнить ее на деле.
Для этого нужно ему сперва приобрести самую любовь и достигнуть того, чтобы она действительно обитала в его сердце во всей своей полноте и силе. Что же ему делать, если он далек от этой полноты и возвышенности заповедуемой Господом любви, до которой он еще не успел развиться и придти в назначенную меру ее совершенства?
При внутренней незрелости его духа, при отсутствии в его сердце требуемого от него полного совершенства любви — сколько бы кто ни доказывал ему: ты должен, ты обязан, тебе непременно надобно иметь столь чистую и обширную любовь, чтобы обнимать ею всех, даже самых врагов — нисколько не похожего делу и он по необходимости должен поставить представляемую ему евангельскую заповедь о любви ко врагам в числе нераскрытых предметов, требующих своего разъяснения.
Между тем найдет для себя опору в других местах божественного Писания, на основании которых будет оправдывать чувство своего негодования ко врагам, действующим в духе неприязни. Знаю, скажет он, что закон христианский требует чистейшей и совершеннейшей, любви ко всем, даже и ко врагам; но знаю и то, что в основании самого христианства лежит вражда, начатая и открытая самим божественным Установителем его. Ибо при самом первом изречении Евангелия человечеству сказано: и вражду положу между тобою то есть между змием или диаволом , и между женою, и между семенем твоим, и между семенем ее Быт.
Следовательно, при самой обязанности христианина любить всех, глубокою чертою проходит вражда между одними и другими, между сынами царства Божия, ходящими в духе любви и между сынами диавола, действующими по внушению злобы и неприязни. Как бы мы ни изъясняли эту положенную самим Богом вражду в приложении ее к сынам Божиим, только она есть, а не иначе может быть понимаема, как в смысле отчуждения и решительного отделения людей кротких и добрых от лукавых и злых.
Как же после сего любить тех, которые следуют внушениям духа злобы и действуют неприязненно в кругу прочих братий своих? Как простить им распространяемое ими вокруг себя зло, и что значило бы самое наше прощение им этого зла, когда оно есть действительно?
Простить зло ближнему, значить совсем не видеть зла и не примечать его в том, от кого оно исходит, принимать делающего его наравне с добрым и вовсе, не считать его за злого человека. Возможное ли это дело со стороны нашей? Любите враги ваша, благословите кленущия вы, добро творите ненавидящим вас, и молитеся за творящих вами напасть, и изгонящия вы. Из этих слов Господа мы выводим такую мысль, что истинный христианин обязан одинаково любить всех, не делая никакого различия между другом и недругом, любящим его и ненавидящим.
Но в этом ли точно смысле нужно принимать данную Господом заповедь, когда несомненно известно, что и сам заповедавший ее различал сущих своих и присных от тех, которые не принадлежали Ему и были в числе Его врагов и гонителей? О первых говорится, что Он возлюбил своя сущия в мире, до конца возлюбил их Ин.
Как же не различать нам друзей от врагов? Вот молится Спаситель человеков со креста за своих мучителей и убийц: Отче, отпусти им, не ведают бо, что творят Лк. Был в числе беззаконных мужей крови, восставших на Господа своего, и такой, о котором с особенною полнотою раскрывается мысль Господа в тех же псалмах, где Он говорит: внегда судитися ему, да изыдеть осуждения, и молитва его да будет во грех.
Да будут дни его мали и епископство его да примет ин; да будут сынове его сиры и жена его вдова: движущеся да преселятся сынове его и воспросят, да изгнани будут из домов своих. Да взыщет заимодавец вся, елика суть его: и да восхитят чуждии труды его. Да не будет ему заступника, ниже да будет ущедряяй сироты его: да будут чада его в погубление, в роде единем да потребится имя его.
Да воспомянется беззаконие отец его пред Господем, и грех матери его да не очистится: да будут пред Господем выну, и да потребится от земли память их. Занеже не помяну сотворити милость, и погна человека нища и убога, и умилена сердцем умертвити.
И возлюби клятву, и приидет ему: и не восхоте благословения, и удалится от него. И облечеся в клятву яко в ризу, и вниде яко вода во утробу его и яко елей в кости его: да будет ему яко риза, в нюже облачится, и яко пояс, имже выну опоясуется Пс. Что же это значит, думает обиженный, что один и тот же Господь, который дал нам заповедь любить врагов своих, а не различать их от друзей и благодетелей сам же делает различие между любящими Его и ненавидящими — иначе относится к обществу своих учеников и иначе держит себя к сонмищу иудейскому — молится за врагов своих и вместе предает их страшному гневу правосудия Божия?
Предлагающие мне учение о безразличной любви к благодетелям и врагам не объясняют точного смысла слов Господа о любви ко врагам и прощении им всех обид, а потому остаюсь в недоумении: когда, как, при каких условиях и каким именно врагам могу прощать обиды; — даже не знаю, исполнимо ли такое требование в том смысле в каком оно предлагается мне? Не только исполнимо, но и вполне обязательно, говорят обиженному, потому что это доказано примерами многих святых, которые в минуту мученической своей смерти молились, по примеру Господа, за тех, которыми были умерщвляемы: Господи, не постави им греха сего Деян.
Точно, святые Божии молились за своих убийц в последний час своей мученической кончины и изрекали им прощение; по святому Иоанну Богослову в таинственном его Откровении показано было, что эти же самые святые вопиют к небесному правосудию об отмщении за кровь свою: доколе, Владыко Святый и Истинный, не судиши и не мстиши крови нашей от живущих на земли Откр.
Как согласить такую совершенно различную молитву одних и тех же святых? Ужели они изменяются, когда переходят на небо и становятся другими в вечности, нежели какими были во времени?
Этого, конечно, никто не допустит в своем уме. Следовательно, представляемые примеры святых молившихся в последние минуты их жизни за врагов своих, решают ли трудную для нас задачу: можно ли простить врагам причиняемые ими нам разного рода обиды и оскорбления и как расположить свое сердце к такому прощению? Не решают; она все остается вопросом, требующим более удовлетворительного и основательного ответа. Представляют обыкновенно в разрешении сего вопроса ту мысль, что зла и обиды в собственном смысле нет и никто не может сделать нам какого-либо вреда, если мы сами в себе будем хороши; следовательно мы не имеем даже и причин к тому, чтобы гневаться, или обижаться за что-либо на ближних своих, в каких бы отношениях они ни были к нам.
Ибо, спрашивают при этом, что может сделать нам посторонний человек, при самом неприязненном своем нападении на нас, коль скоро мы внутренне будем высоки и благородны характером?
Положим, что враждующий человек может нанести нам внешний удар, повредить какой-либо член в теле, оклеветать наше доброе имя, отнять у нас собственность и т. Отсюда выводится такое заключение: если обиженный за что-либо раздражается и гневается на своего ближнего, то он гневается всуе. С высшей и идеальной Стороны христианского совершенства такой взгляд на обиды не лишен справедливости и выражает свою долю истины; но этот взгляд может быть успокоителен только для такого человека, который стоит на идеальной высоте нравственного совершенства.
А кто еще далек от такой высоты, для того какую могут иметь силу убеждения подобные рассуждения? Они столько же оживотворяют и утешают его, сколько согревают нас отдаленные лучи звезд, сияющие в неизмеримом пространстве небес. Отрицанием самой силы и значения обид не удерживается чувство негодования к обижающим; напротив тут возбуждаются такие вопросы, на которые нельзя дать удовлетворительного ответа.
Ибо, если принять ту мысль, что наносимые нам обиды не суть обиды: то почему и нам не делать подобных обид ближним нашим? Зачем закон божественный определяет для нас только известный род действий в отношении к другим, но никак не допускает действий противоположных? В законе, например, ясно говорится: не убей, не укради, не лжесвидетельствуй, не пожелай никакой собственности ближнего твоего, не удерживай заслуженной платы наемника, потому что удержанная плата обращается в вопль, доходящий до слуха Господа Иак.
Почему же налагается воспрещение законом делать все сие, когда тут нет никакого зла? В чем тогда состояло бы и наше зложелательство другим, осуждаемое духом любви христианской, если бы зла не существовало? Такое суждение вполне согласовалось бы с недобрыми расположениями людей неприязненных и злых, которые, может быть, потому и решаются на все обиды и несправедливости, что не видят в них зла для ближних своих! Наконец, мы слышим, что наносимые нам от других обиды не только не суть обиды на самом деле, но даже служат нам благодеяниями; а потому мы не иначе должны и смотреть на обидчиков, как на своих благодетелей.
Опять та же идеальная высота взгляда на обиды и обижающих и опять та же не успокоительность для чувства обиженного человека, который при этом рассуждает так: если обиды, наносимые нам другими, служат для нас благодеяниями, то почему же и мне не благодетельствовать другим подобным же образом? Но не в том ли и состоит вся сила нравственного закона, чтобы прекратить между людьми этого рода благотворения?
И если бы как можно менее было между нами таких благотворителей, то какое открылось бы тогда прекрасное зрелище в обществах человеческих. Таким образом, само по себе чистое, святое и высокое учение о прощении обид другим оказывается малодейственным в чувствах вашего сердца по следующим двум причинам: во-первых, при этом учении обыкновенно односторонним образом рассматривается любовь, обязательная сила которой налагается только на обиженного в отношении к своему обидчику, а обидчик как бы совсем освобождается от нее; затем предполагается, что обиженный стоит на идеальной высоте нравственного совершенства на которой хотя собственно и не уничтожается совершенно значение самой обиды, по крайней мере, свободно переносится , тогда как на самом деле он далеко отстоит этой высоты и потому никак не в состоянии примириться чувством своего сердца с нанесенную ему обидою.
Есть еще одно весьма важное условие, которое вовсе опускается из виду при учении о прощении обид и при котором только и возможно истинное прощение их.
Условие это главным образом касается самих обидчиков. В чем состоит оно? В том, чтобы обижающие сознали свою несправедливость в отношении к тем, которых они оскорбляют, искренно раскаялись пред ними в своих неприязненных действиях и чистосердечно испросили бы у них себе прощения. Есть ли это условие в учении Священного Писания? Есть, и оно ясно выражено словами самого Господа, сказавшего: аще ибо принесеши дар твой ко олтарю и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой пред олтарем и шед прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой Mф.
Сими словами Господь и Спаситель наш ограждает права обиженных пред гордыми их обидчиками, вступается за их оскорбление и требует от виновных пред ними смирения и примирения, без чего он Владыка и Господь не хочет даже принимать и дара от надменных нарушителей взаимного мира и согласия. Но к обидчикам ли относятся эти слова Господа?
Не обиженные ли обязываются ими к тому, чтобы они, чувствующие свое оскорбление, успокоились, смирились пред теми, на кого внутренно негодуют и испросили бы у них себе прощение?
