Битва на реке шелон,

В первой половине XVI в. Московским князьям давно уже хотелось оттянуть от Новгорода эту землю, богатую пушным товаром, и при Иване III желание это усилилось. Когда этот факт стал известен в Новгороде из уст московских послов, он вызвал внутриполитический кризис. Встреча произош ла на М амаевом кургане — стратегической высоте за фабричным районом , за которую. Князь Михаил Андреевич умер в г.

Эта задача, равно как и задача включения Новгорода в состав Российского государства осмыслялись в 60—е годы XV в. Об этом свидетельствуют официальные летописные рассказы и в особенности послание ростовского архиепископа Вассиана Ивану III г. Об этом же говорят сами действия московского правительства.

Все оставшееся прошло как бы по инерции. Братья действительно получили в феврале г. Но они были вынуждены согласиться с новым принципом в их взаимоотношениях с государем: отныне любые прнмыслы великого князя не подлежали родственному разделу даже при активном соучастии удельных войск.

В том же г. В несколько приемов произошла ликвидация Верейско-Белозерского удела. Князь Михаил Андреевич умер в г. Уделы родных братьев Ивана III имели разную судьбу.

Борис скончался своей смертью в г. После их кончины в начале XVI в. Рузский и Волоцкий уделы последний уже при Василии III поступили в распоряжение московского государя. Андрей Большой умер в ноябре г. Арест произошел двумя годами ранее, в сентябре г. Официальная причина опалы — неучастие Андрея и его войск в походе против сыновей Ахмада.

Реальные же мотивы включали всю сумму неудовольствий и подозрений к нему великого князя. Как бы то ни было, к моменту подведения жизненных итогов Иван III оставил на политической карте страны только один удел из числа тех, которые он унаследовал.

В Рязани в январе г. Новый рязанский великий князь, которому было всего 15 лет, правил под контролем матери родной сестры Ивана III , причем Рязанское княжение уже не имело прав на самостоятельную дипломатию. Оставалось последнее относительно независимое государственное образование в Северо-Восточной Руси — Тверское великое княжение.

Еще в конце х годов произошел первый случай массового отъезда тверских бояр и детей боярских на службу к московскому князю. Выезжали тверичи целыми родами и семьями. Окончательный баланс подвели в г. Тверской князь Михаил Борисович предпринял попытку резкой смены внешнеполитической ориентации, замыслив женитьбу на внучке Казимира это был его второй брак. Намерения его были жестко пресечены Москвой, причем по новому соглашению тверской князь признавал себя «молодшим братом» Ивана III.

Тем не менее Михаил не прекратил сношений с Литвой, в чем его обвиняли московские власти. В августе г. Собственно, военных действий практически не было: московская рать беспрепятственно осадила Тверь. Тверское княжение было включено в состав единого Российского государства, но сохраняло при этом в первые годы определенную автономию.

Тверским великим князем стал Иван Молодой напомним, его матерью была родная сестра князя Михаила Борисовича , при нем существовали тверская Боярская дума , свой государев двор, обособленная в служебном отношении тверская корпорация служилых людей по отечеству.

Не было и массовых переселений. Иначе все происходило в Великом Новгороде. Там дело не ограничилось конфискацией половины вотчин владыки, крупнейших монастырей, казненных или попавших в опалу посадников и новгородских бояр.

Оппозиционность новгородских землевладельцев представлялась Ивану III столь массовой и столь опасной, что он прибегнул к крайним мерам. Уже зимой — гг. В свою очередь, в новгородских пятинах испомещались представители служилых фамилий из центра страны, а кроме того боевые холопы попавших в опалу московских и новгородских бояр. К концу XV в. И последнее. В г. Претензии Казанского ханства, оппозиция сепаратистски настроенной местной верхушки по крайней мере , ее большинства растянули присоединение этого региона на тридцать лет: вспомним экспедиции против вятских городов в конце х годов.

Иван III и здесь применяет уже испытанные способы укрепления московской власти: самые активные противники были публично казнены, многих вятчан, « лучших людей », переселили в уезды к юго-западу от Москвы. Все вятские города перешли под твердый контроль назначенных из Москвы наместников. Множественность политических рубежей и суверенитетов, пестрота форм государственного устройства — все это сменилось на глазах одного поколения современников быстро кристаллизующимся единством суверенной власти одного монарха, территории и границ, государственного и административного устройства.

Страна обрела единство, монарха, самостоятельность и независимость. Впрочем, только что обретенный полный суверенитет необходимо было отстаивать и укреплять в очень сложной и переменчивой международной обстановке.

Участие в войнах: Война с Литвой. Война с Ливонским орденом. Война с Ордой. Участие в сражениях: Стояние на реке Угре. Старший сын Василия II Темного. В период правления Ивана III завершилось объединение русских князей под властью «государя всея Руси», и шел процесс создания нового русского войска, пришедшего на смену княжеским дружинам и феодальным ополчениям.

В отличие от прежних князей, лично водивших полки в сражение, таких как Андрей Боголюбский , Александр Невский , Дмитрий Донской и других, Иван III не принимал личного участия в походах, часто во время войны оставался в столице или в другом стратегически важном пункте. Поскольку борьба за оборону отечества и возвращение ранее захваченных соседями русских земель выдвинула немало способных воевод, в верности которых великий князь успел убедиться, он выступал теперь как верховный главнокомандующий , доверяя ведение военных действий воеводам.

В конце х годов XV века Казанское царство сильно беспокоило Русь — из его пределов беспрестанно совершались набеги на русские земли, которые проводили татары и подвластные им черемисы, населявшие восток Европейской России.

Иван III отправил отряды разорять черемисскую землю, а в — годах вел успешные военные действия против Казани. Так, в году ему удалось добиться того, что вместо хана Ибрагима, которым были недовольны некоторые высокопоставленные лица Казани, был приглашен на правление царевич Касим, которому еще отец Ивана III дал приют и поместье в русской земле.

В поддержку ему было организовано два военных похода, но оба они были неудачными, так как Казань, боясь усиления Москвы, поддержала Вятская земля. Великий князь не остановился на прежних неудачах и в году снова послал под Казань войско во главе со своими братьями. Результатом этого похода стал заключенный мир между Москвой и Казанью, по которому были освобождены все русские пленники, находившиеся в Казани, и приняты другие условия великого князя.

Продолжая политику своего отца, Иван III путем силы или дипломатии стал подчинять себе русские земли. Одним из первых в году было подчинено Ярославское княжество, затем в году— Ростовское, в м — Тверское и через четыре года — Вятская земля.

Одним из немногих военных походов, в котором принимал участие Иван III лично, был поход в Новгородскую землю в году. Антимосковская боярская группировка во главе с Марфой Борецкой Марфой Посадницей заручилась поддержкой польско-литовского короля Казимира IV , обещавшего оказать Новгороду военную помощь в борьбе с Москвой.

Но в этот момент обострились польско-венгерские отношения, которые помешали королю Казимиру прислать в помощь войска, состоящие в основном из польской шляхты. Используя это, Иван III решил придать походу на Новгород общерусский характер, указывая в своих посланных грамотах на необходимость борьбы с новгородцами, которые готовятся перейти на сторону «латинян».

Начав военные действия, он постарался охватить Новгород своими войсками с востока и запада, чтобы перекрыть все пути, ведущие на Новгород, по которым могла бы подойти к городу помощь. В этом случае воеводы, посланные в Новгород, должны были действовать на значительном расстоянии друг от друга, а сам великий князь собирался выступить с главными силами лишь, когда воеводы приблизятся к Новгороду.

В поход он выступил 20 июня и, не торопясь, двигался к озеру Ильмень через Тверь и Торжок. Такой поворот событий заставил новгородцев раздробить свои силы. В июле года в битве на реке Шелон и новгородцы потерпели поражение. В конечном итоге оборонять сам город было уже некому. После приезда из Новгорода посланцев просить мира «по всей воле» великого князя, Иван III даже не пошел к Новгороду, а вернулся с победой в Москву.

Так была завершена последняя феодальная война на Руси, и новгородские земли практически вошли в состав Русского государства, правда, официально оставаясь независимыми, но с обязательством впредь не вступать в отношения с Литвой. Через несколько лет в Новгороде снова «ожила пролитовская партия». Иван III , собрав войско, опять двинулся в поход на Новгород. Город был окружен со всех сторон и городским властям предъявлен ультиматум, по которому политическая самостоятельность Новгорода уничтожалась — «вечю колоколу во отчине нашей в Новогороде не быти, а господарство свое нам держати».

В январе года Новгородская республика перестала существовать и формально. Для проводимой им политики было характерно то, что он никогда не искал внешнеполитических решений чисто военными средствами, а старался сочетать их с дипломатическими. С большим вниманием великий князь следил за обстановкой на южных рубежах Руси.

В году, после получения известия о новом нашествии ордынского хана Ахмата , Иван III быстро двинулся в Коломну, где еще ранее были сосредоточены значительные военные силы. Это заставило хана повернуть на запад, чтобы обойти русские войска. Получив новую информацию о продвижении ордынцев к Алексину, русские войска скорым маршем двинулись туда же и нанесли хану Ахмату серьезное поражение. Разбив Ахмата, Иван III вообще отказался от уплаты дани Орде, что привело к возникновению новой ситуации, в ходе которой и Орда и Москва стали готовиться к войне и искать союзников.

Ордынцы сумели договориться о совместном выступлении с королем Казимиром IV и заручились поддержкой Ливонского ордена, начавшего нападать на западные земли Москвы, дабы оттянуть часть русского войска от южной границы.

Зимой года Орда начала подготовку к вторжению в Московское государство , объявляя публично о желании захватить его и пленить великого князя. Великий князь тоже не терял времени даром, и когда небольшой ордынский отряд появлялся на берегу Оки, ему пришлось скоро удалиться, увидев там стоящие русские полки. Иван III , поняв, что ордынцы производят разведку, стал еще быстрее собирать войска. Он также учитывал и возможность нападения на Москву и организовал оборону города.

Кроме того, он хотел вынудить противника раздробить силы путем ударов по второстепенным направлениям. Хан Ахмат на первом этапе войны намеревался соединиться с войсками Казимира IV в низовьях Угры, куда вела прямая дорога, прикрытая со стороны московских владений рекой.

Необходимо было не дать Казимиру IV соединиться с ханом. А это могло быть достигнуто с помощью нападений Менгли-Гирея на польско-литовские владения и вооруженными выступлениями русских князей, подчиненных королю, так как их уделы находились в захваченных Казимиром западнорусских землях.

На военном совете в Москве было решено сосредоточить главные силы под командованием младшего сына великого князя Ивана Меньшого и его брата Андрея Меньшого не в Коломне, а в районе Серпухова и Тарусы.

Это позволяло сразу обеспечить оборону с нескольких сторон, если бы хан Ахмат попытался обойти оборонительную линию через польско-литовские владения. Одновременно было решено послать русскую судовую рать под командованием воеводы князя Василия Звенигородского и татарского служилого царевича Удовлета по Волге в ордынские улусы.

Теперь полки из Серпухова и Тарусы были переведены в Калугу и непосредственно расставлены на берегу Угры, так как стало ясно направление движения ордынского войска. Ордынцы по-прежнему двигались по водоразделу между верховьями Волги и Дона и по территории княжеств, подчиненных Литве. Они не тронули Тульский край и обошли Елецкое княжество. Ахмат, не желая раньше времени ввязываться в бои, форсировал Оку не там, где стояли русские заставы, а в пределах литовских владений.

Затем, как правильно рассчитали русские воеводы, он двинулся к устью Угры, где вела большая дорога через Калугу, Малоярославец и Медынь вглубь русских земель. В начале октября обе рати оказались друг против друга на берегах Угры. Здесь в час дня на переправах и началось сражение.

Дважды пытался Ахмат форсировать небольшую, но бурную реку — но оба раза был отброшен русской ратью.

Здесь впервые в русской военной истории заметную роль сыграли «тюфяки» — короткие стреляющие картечью пушки, а также и «ручницы» — огнестрельное оружие , имеющее коническую форму для веерного разброса картечи.

В этом сражении были использованы многочисленные отряды «пищальников» и «наряд» — первые орудия и их обслуга. Но поскольку «наряд» еще не имел достаточного опыта и не обладал маневренностью, то пушки были поставлены на переправах через Угру.

Таким образом, Иван III смог использовать сильные стороны своего войска и одновременно создать ситуацию, при которой численное преимущество ордынцев не проявилось в полной мере, так как у них не было простора для фланговых и обходных маневров, и оставался путь лишь на переправах через Угру.

Через некоторое время активные военные действия на Угре прекратились и начались переговоры, которые не дали никаких результатов. Ахмат все еще надеялся перейти Угру на западе — в глубине литовских владений. Он послал туда ордынское конное войско для разведки, а сам оставался на Угре. Но и здесь ордынцев встретило достаточно сильное русское войско, и здесь им также не удалось перейти реку.

Сразу же после покрытия реки льдом Иван III приказал отвести полки с берегов Угры, поскольку она утратила свое оборонительное значение. Он оттянул полки в глубину и собрал их вместе, поскольку ордынцы все же могли пойти на Москву. Но хан Ахмат так и не решился перейти Угру. Простояв здесь несколько дней, он 11 ноября увел свои войска в степь. По пути он попытался пограбить русские земли, но Иван III быстро организовал преследование, и, узнав, что войска великого князя близко, ордынцы лишь ускорили свое бегство.

Так закончилось «стояние на Угре», и Русь навсегда освободилась от даннической зависимости от Орды. Правда, еще не раз наследники Ахмата пытались нападать на русские земли, но сил для нового «большого похода на Русь» у Орды уже не было.

Вражда Большой Орды с Крымом по-прежнему продолжалась, а Иван III поддерживал ее дипломатическими, а в случае необходимости и военными средствами, посылая в степь конные отряды «детей боярских» и служилых татарских «царевичей» или просто ограничивался демонстрациями на своей южной границе.

В году войска Большой Орды подступили к самому Перекопу. Пройдя двумя направлениями, они в назначенном месте соединились, и, пока осажденный крымский хан сидел за перекопскими укреплениями , шестидесятитысячное русское войско разорило Большую Орду, взяв много пленных и лошадей. Поводом для воин стали переходы русских князей, ранее служивших Литве, к Москве. Причиной перехода русские князья выставляли гонение на православную веру.

Переходившие к великому князю Московскому отдавали под его верховную власть свои наследственные владения Чернигов, Стародуб, Гомель, Любечь, Новгород-Северский и Рыльск. Активные военные действия начались в году, когда Иван III послал своему зятю грамоту о разрыве отношений и направил войска в Литву.

Его поддержал и союзник Менгли-Гирей, который стал нападать на южные земли, принадлежавшие Литве. Русские войска брали города, и многие князья, служившие Александру, были взяты в плен или по собственной инициативе переходили к великому князю Московскому. Острожского — потомка древних князей Острожских. Тогда Александр заключил союз с Ливонским орденом, войска которого под командованием магистра Платтенберга вступили в псковскую землю. Но вскоре из-за начавшихся в войсках болезней, уносивших жизни многих солдат, ливонцы ушли обратно, преследуемые русскими войсками.

Основной военной опорой при Иване III становится войско служилых людей дворян , являвшихся регулярно на военную службу «конно и оружно». Число ратных людей и характер вооружения определялись размером поместья. Вступая в правление, Иван III в году получил территорию размером около тысяч кв. Так незаметная «Московия, стиснутая между Литвой и татарами», превратилась в годы правления Ивана III в огромное государство на востоке Европы.

Еще при жизни своей объявил старшего сына своего Ивана великим князем и своим наследником. Таким образом укреплялся новый порядок престолонаследия — от отца к старшему сыну. Хотя Василий завещал волости и остальным четырем своим сыновьям Юрию, Андрею Большому, Борису и Андрею Меньшому , но старший получил городов гораздо больше, чем все остальные братья вместе, и являлся, таким образом, настоящим великим князем, государем, а братья сравнительно с ним были только большими помещиками.

Это был настоящий потомок Калиты. Всеми свойствами, какими отличались лучшие московские князья-скопидомы — собиратели Русской земли, обладал он: холодный, скрытный, осторожный, расчетливый, Иван III обдумывал каждый свой шаг, каждое слово; принимался за дело только тогда, когда знал, что можно действовать наверняка, без промаха; во всяком деле он, казалось, держался пословицы: «Семь раз смерь, а раз отрежь!

С детских лет он видел вокруг себя злобу, вероломство, обман и зверство; одним своим видом слепой отец мог постоянно ему напоминать о них. Мудрено ли, что он с юных лет уже очерствел сердцем, затаился в самом себе?..

Смолоду же Иван III мог возненавидеть и удельные порядки, принесшие столько бед и горя его отцу. Уничтожение уделов стало заветною задачею его княжения. Богат был Новгород во времена Ивана III; бойко шла торговля его; на вече новгородцы свободно могли толковать о своих нуждах и делах; излюбленные выборные люди творили суд и расправу. Казалось бы, тут ли не быть правде и благополучию! На деле выходило, однако, не то. В торговом Новгороде немало было людей, которые сызмала привыкли ставить свою выгоду выше всего, вовсе не ценить благополучия других.

Много жило в Новгороде богатых людей, но гораздо более было бедняков и лихих людей, способных за деньги на все. Нередко здесь богатые люди нанимали себе из них крикунов-вечников, готовых на вече за какое угодно дело кричать.

Бывало, богатые люди наберут из лихих людей шайки головорезов и нападают на своих соперников и врагов, творят всякие насилия, грабежи и убийства. Иногда целые улицы, целые части Новгорода концы враждовали между собою, отстаивая того или другого старшину.

Победит какая-нибудь сторона, вожак ее становится посадником или тысяцким и мстит, чем только может, противникам, а своим доброхотам всячески потакает и мирволит. Грубы и невежественны были даже и лучшие, т. В городе, по селам и волостям — грабеж, неумеренные поборы с народа, вопль, рыдания, проклятия на старейших и на весь Новгород, и стали новгородцы предметом поругания для соседей».

Митрополит Иона пишет в своем послании к архиепископу Новгорода: «Слышал я, некое богоненавистное, богомерзкое и злое дело сотворяется в вашем православном христианстве , не токмо от простых людей , но и от знатных, великих людей, от наших духовных детей: за всякую большую и малую вещь зачинаются и гнев, и ярость, и свары, и прекословия, и многонародное сбирание с обеих сторон.

Мало этого, нанимают на то злое и богоненавистное дело сбродней пьянчивых и кровопролитных человеков и бои замышляют и кровопролитие и души христианские губят». Пока Русская земля дробилась на уделы и князья постоянно враждовали между собой, Новгород мог без труда удерживать свою независимость; но дело изменилось, когда северо-восточные русские области стали объединяться около Москвы, а юго-западные земли слились с Литвою.

Чем больше крепло Московское государство, тем сильнее сказывалась охота у московских князей прибрать к своим рукам Новгород. Поводов к вражде было довольно: московские люди и новогородцы часто сталкивались и враждовали в Двинской области, где у тех и у других были владения, притом чересполосные. Московским князьям давно уже хотелось оттянуть от Новгорода эту землю, богатую пушным товаром, и при Иване III желание это усилилось. Кроме того, новгородская вольница, ушкуйники, часто разбойничали по рекам и вредили московской торговле.

Наконец, Новгород не выполнял, как следует, своих договоров с великим князем, не чтили его наместников, не держали имени его честно и грозно. Новгородские вечевые порядки, при которых воля великого князя ставилась часто ни во что, были совсем не по душе сильным московским князьям, а властолюбие их, в свою очередь, очень не нравилось новгородцам-вечникам. Уже Василий Темный, как сказано раньше, заставил Новгород больше чтить великокняжескую власть; а Ивану III пришлось совсем покончить с новгородской вольностью.

Понимали новгородцы, что им грозит беда со стороны Москвы, а бороться с нею им было не под силу. Где же было искать помощи? У северных русских князей, подручников московского великого князя, нечего было и пытаться.

Оставался литовский князь. Он назывался также и русским: в его руках были все земли юго-западной Руси; к нему обыкновенно обращались за помощью или и вовсе отъезжали князья северо-восточной Руси , которым приходилось слишком жутко от властных московских князей; к нему же задумали обратиться и те новгородцы, которым дорог был старый вечевой склад и быт «Господина Великого Новгорода».

Литовские князья и раньше были очень не прочь оказать богатому Новгороду свое покровительство и даже предлагали его. Но прежде новгородцы не слишком-то поддавались на эти предложения: особенной нужды в посторонней помощи тогда еще не было.

Теперь не то. И вот нашлись в Новгороде люди, большею частию именитые и богатые, сердцу которых очень была дорога новгородская старина. Порешили они, что лучше поддаться Литве, да сохранить свой старый вечевой быт. Во главе этих людей стояли два сына умершего посадника Исаака Борецкого; мать их — Марфа, женщина весьма твердого нрава, умная, властолюбивая, орудовала всем.

Но сторонникам Литвы нелегко было склонить новгородцев на свою сторону. Великий князь литовский, он же и король польский, был католик; латинство господствовало в Литве и теснило православие; поддаться Литве в глазах народа в Новгороде значило изменить православию, отступить от древнего благочестия, — вот почему большинство новгородцев держалось Москвы; но все же богачи Борецкие и их сторонники имели большую силу во всех новгородских делах и тянули к Литве.

Начали в Новгороде утаивать великокняжеские пошлины и ни во что ставить московских наместников. Иван III зорко следил за всем, что творилось здесь. Новгородцы целовали крест великому князю Василию Темному и старшему его сыну-соправителю, и потому отпадение их от Москвы было бы нарушением присяги, изменою.

Хорошо понимал Иван III, в чем его сила в Новгороде, и послал новгородскому владыке напомнить, что киевский митрополит не тверд в православии и что он, новгородский владыка, должен свято блюсти веру, внушать своей пастве, чтобы она не поддавалась киевскому митрополиту, и держаться крепко своего обета — подчиняться Ионе, митрополиту московскому, и всем его преемникам.

Не творите лиха, живите по старине. Исправьтесь, держите имя мое честно и грозно, посылайте ко мне бить челом, и я хочу жаловать свою отчину и держать по старине.

Так будет и с новгородцами. Но сторонники Литвы действовали в Новгороде все смелее и смелее. По просьбе их прибыл в Новгород один из литовских князей, Михаил Олелькович. Это, впрочем, не было новостью: и раньше русские и литовские князья и именитые люди приезжали, чтобы послужить великому Новгороду, и получали в управление города и области. В это же время скончался новгородский владыка Иона, сторонник Москвы. Стали выбирать по старому обычаю, по жребию, нового владыку из трех лиц, избранных на вече.

Избран был Феофил. Надо было ему ехать в Москву — посвящаться у митрополита в архиепископы. Послали просить у великого князя для Феофила соизволения и опасной охранной грамоты для проезда.

Получен был от Ивана III такой ответ:. Но в это время с этим милостивым ответом пришла к новгородцам и весть, что Иван III напоминал псковичам об их обязанности идти вместе с Москвою на Новгород — в случае его непокорности. На вече они подняли крики:. Мы люди вольные. Не хотим терпеть обиды от Москвы. Хотим за короля Казимира! Московский князь присылает опасную грамоту владыке, а в то же время подымает псковичей на нас и сам хочет идти!

Раздоры на вече кончились, как это нередко бывало, схваткой. На беду для московской стороны, богатство было на стороне литовских приверженцев. Стали они нанимать худых мужиков-вечников, которые не жалели ни горла, ни рук, когда надо было постоять за щедрых плательщиков. Эти наемные крикуны принялись поднимать в Новгороде смуту и кричать: «Хотим за короля!

На вече своими криками они заглушали противную сторону, стали даже камни бросать в доброхотов Ивана III. Наконец литовская сторона осилила. Снарядили посла к королю с челобитьем и поминками — заключили договор, по которому Новгород поступал под верховную власть короля; а он обязывался ни в чем не нарушать новгородских порядков, ни его бытовых, ни церковных обычаев, и оборонять от Москвы. Иван III, узнав обо всем этом, не изменил своему хладнокровию, отправил опять посла в Новгород с увещанием, чтобы отчина его — новгородцы от православия не отступали, лихую мысль из сердца выкинули и ему по старине челом били и пр.

Московский митрополит послал в Новгород и от себя увещательную грамоту. Напирая в ней особенно на измену православию, он, между прочим, говорит: « Сколько лет ваши прадеды неотступно держались своей старины; а вы при конце последнего времени, когда человеку нужно душу свою спасать в православии, вы теперь, оставя старину, хотите за латинского господаря закладываться! Великий Новгород — сам себе государь! Но терпению Ивана III, казалось, не было меры.

Он еще раз послал посла с кратким увещанием. Успеха, конечно, не было. Иван III несомненно и предвидел это, но хотел, видно, показать, что он очень долго сносил дерзость Новгорода, употреблял все меры кроткого напоминания и увещания и за оружие взялся только тогда, когда уж совсем не осталось других способов уладить дело.

Новгородцы уже чуяли беду. Недобрые знамения пугали суеверный народ. Ходила молва, что преподобный Зосима, соловецкий отшельник, на пиру у Марфы Борецкой видел видение: четыре боярина, главные противники Москвы, сидели пред ним за столом, а голов на них не было Буря сломила крест на св.

В Хутынском монастыре колокола сами собой стали перезванивать. На иконе Богородицы в другом монастыре из очей полились слезы. Говорили и о других зловещих предзнаменованиях В мае года Иван III послал в Новгород разметные грамоты объявление войны , в Тверь просьбу о помощи, во Псков и Вятку приказ идти ратью на новгородские владения.

Иван III придал войне священное значение: он шел в Новгород прежде всего, чтобы спасти православие, которому грозила беда, а затем уже, чтобы принудить новгородцев не отпадать от старины, не изменять присяге.

В день съезда из Москвы государь посетил один за другим кремлевские соборы, усердно помолился пред образом Владимирской Богородицы в Успенском соборе, в Архангельском соборе припадал к гробам своих предков, начиная от Ивана Калиты до отца своего Василия.

Он даже взял с собою в поход одного дьяка-начетчика, который знал хорошо летописи и мог напомнить ему в случае надобности обо всех старых договорах Новгорода с князьями, обо всех изменах новгородских. Раньше государь являлся как бы любящим отцом , который напоминает и увещевает; теперь Иван III шел на Новгород, как грозный судья, творить суд и расправу над изменниками и клятвопреступниками. Немедля двинул он войска на запад несколькими отрядами.

Воеводам было велено без милости пустошить земли Новгорода и не давать пощады никому. На Двинскую область также была послана рать. Началась война со всеми ужасами, какие были тогда в обычае. На беду новгородцев, лето в тот год стояло жаркое; дождей не выпадало; болота, которыми изобиловала новгородская земля, высохли, и рать Ивана III могла без особой помехи совершать поход.

Воеводы московские нещадно разоряли все на пути, попадавшихся в плен с оружием или убивали, или уродовали — резали им носы и губы и отпускали этих несчастных, чтобы они своим видом наводили ужас на всех изменников. Сам Иван III двинулся с главными силами в конце июня. К нему с разных сторон шли на помощь отряды. Новгороду же не было ниоткуда помощи. Казимир и не тронулся, а князь Михаил Олелькович уехал еще раньше из Новгорода. Пришлось ему своими силами обороняться. Новгородцы спешили собрать как можно больше войска.

Но что это были за воины?! Погнали в поход силою плотников, гончаров и других ремесленников и чернорабочих; тут было много таких, что никогда раньше на лошадь не садились, отроду оружия в руки не брали.

Кто не хотел идти, тех в Новгороде грабили, били, бросали в Волхов; собрали таким образом тысяч сорок войска, и степенный посадник Дмитрий Борецкий повел его навстречу псковской рати. У него было всего четыре тысячи воинов, но он смело ударил на новгородцев и разбил их наголову.

Двенадцать тысяч их легло на поле, более полуторы тысячи забрано в плен; попались в руки победителя и посадник Борецкий, и другие воеводы. Новгородский летописец говорит, что сначала новгородцы одержали было верх над ратью Ивана III и стали теснить ее; но конный отряд татар внезапно ударил на них, и они в ужасе обратили тыл.

Иван III велел отрубить голову Дмитрию Борецкому, сыну Марфы, и еще трем боярам, а других пленников разослать по разным городам и держать в темницах. Народ в Новгороде заволновался. Сторонники Москвы стали действовать смелее; но все же противная сторона еще была сильнее; стали готовить город к защите, пожгли около него все посады. Иван III с главными силами был уже недалеко. Хлеб в Новгороде сильно поднялся в цене, рожь исчезла на торгу.

Бедному люду трудно стало жить.

Ю-Кей: корона в паутине интриги

Народ завопил Сторонники Москвы взяли в вече верх. Владыка архиепископ с послами был послан к великому князю просить от имени Новгорода пощады. Братья Ивана III и бояре, щедро одаренные новгородскими послами, кланялись своему государю и тоже просили за Новгород. Незадолго пред этим пришла из Москвы к великому князю грамота от митрополита. Он также молил о пощаде виновных. Просьба братьев, бояр и митрополита, казалось, смягчила сердце грозного судьи — Иван III сменил гнев на милость.

Заключен был договор. Новгород отрекался от всякого союза с литовским князем, уступал Москве часть двинской земли там московская рать тоже одолела новгородцев и обязался выплатить «копейное» военная контрибуция — пятнадцать с половиною тысяч. Все остальное оставалось в Новгороде «по старине». У Новгорода не отнимали ни веча, ни посадника; не нарушалась ни в чем новгородская старина. Не в нраве Ивана III было сразу кончать дело; мешкотна, но зато прочна была его работа в его руках. Покончи он сразу с вольностью Новгорода — оправдались бы слова врагов Москвы, что он искал только случая погубить Новгород, — и вражда новгородцев к Москве окрепла бы, число приверженцев сильно поубавилось бы, а там и ведайся с постоянными заговорами да мятежами.

Теперь же, не нарушив ни в чем новгородской старины, но грозно наказав изменников, Иван III являлся в глазах новгородцев только праведным судьей. Число сторонников его должно было увеличиться, ему оставалось понемногу, исподволь, приручать жителей Новгорода, усыплять вражду к себе, а затем, когда привыкнут держать его имя честно и грозно, тогда и совсем прибрать к рукам.

В Новгороде было все-таки еще не мало сильных противников Москвы. Одному из них, Василию Ананьину, удалось попасть в посадники. Он и его соумышленники питали, конечно, вражду к сторонникам Ивана III, винили их в измене и подняли в Новгороде снова смуту.

Начались снова ссоры и драки. Дело дошло до того, что сторонники Литвы сделали набег на улицы, где жили их противники, избили некоторых из них и ограбили их имущество. Где было искать сторонникам Москвы суда и управы на обидчиков своих, как не в Москве? Иван III был очень рад, когда явились к нему жалобщики. На пути его встречали новые жалобщики, просили у него суда и защиты.

Ему устраивали торжественные встречи, подносили, по обычаю, разные подарки. Приехав в Новгород, Иван III начал творить суд, не нарушая старого обычая — в присутствии владыки и старых посадников.

Он внимательно выслушивал, подробно расспрашивал и ответчиков, и истцов, порешил, что жалобы были справедливы, и присудил виновных уплатить пострадавшим за разорение полторы тысячи рублей. Но этим дело не кончилось: главных зачинщиков смуты, Василия Ананьина, Федора Борецкого и др.

Не помогли никакие просьбы. Как же мне их за то лихо миловать?! Простил Иван III только нескольких менее виновных. Принимал он и другие жалобы на бояр новгородских, судил по справедливости, защищал бедных против богатых, слабых против сильных.

Богатые новгородцы, по обычаю, задавали ему роскошные пиры, подносили ему при этом богатые подарки: золотые монеты — по двадцати и по тридцати, сукна, рыбьи зубы моржовые клыки , золотые ковши, кубки, меха, бочки заморского вина. Иван Васильевич был большой скопидом и любил собирать всякие ценные вещи.

В свою очередь и он отдаривал своих гостей. Бояре, бывшие с Иваном III, также щедро были одарены. Затем Иван Васильевич простился дружелюбно с новгородцами и отправился в Москву. В Новгороде многим суд великого князя полюбился.

Стали новгородцы ездить к нему в Москву судиться. Это было уже прямым нарушением новгородской старины: новгородца, вольного человека, по старому обычаю, можно было судить только в Новгороде; но обычай этот нарушал не Иван III — сами новгородцы по своей воле ехали к нему на суды: знали, что он не мирволит богатым и знатным людям , а действует по правде.

Те, которые приезжали в Москву искать управы, должны были давать присягу великому князю, как своему государю, «задавались за государя», как тогда говорили. Таким образом, новгородцы сами мало-помалу отдавались в полную власть великого князя. Наконец Иван III увидел, что настала пора закрепить такой порядок — совсем покончить со старыми новгородскими порядками.

Нужен был ему только предлог. За ним дело не стало. Обращаясь к великому князю, новгородцы обыкновенно называли его господином , а эти послы называли его государем. Этим словом означался полный властитель.

Было ли это случайной обмолвкой или сделано нарочно сторонниками Москвы — неизвестно; но Иван III ухватился за этот случай. Посланы были немедленно в Новгород московские послы. Они явились на вече и сказали:. Хотят ли, чтобы в Новгороде был один государев суд, чтобы тиуны государя сидели по всем улицам? Хотят ли очистить для великого князя Ярославов двор? Многим в Новгороде старый вечевой порядок был еще очень дорог; поняли они, что ему приходит конец, и пришли в ярость.

Плохо пришлось некоторым сторонникам Москвы, ездившим туда на суд: одного побили камнями, другого изрубили топорами в куски; несколько человек было убито; но московских послов не оскорбляли; продержали их шесть недель.

Наконец новгородцы дали ответ, что не желают ничего нового, хотят, чтобы старина их ни в чем не была нарушена. Когда дошел этот ответ до Ивана III, он выразил негодование.

Объявлен был поход на Новгород. Осенью года московская рать, поделившись на отряды, опять вступила в Новгородскую область. На пути к Ивану III являлись многие новгородцы, били челом, чтобы он принял их в службу. Псковичам приказано было также идти на Новгород.

В ти верстах от него явился к великому князю Феофил, новгородский владыка, с посадниками и стал бить челом и умолять:. Твой меч и огонь ходят по землям Новгорода, христианская кровь льется. Смилуйся над отчиной твоей: уйми меч, угаси огонь! Умоляли Ивана III о том же люди всех сословий Новгорода, бывшие с владыкою в посольстве, предлагали ему уплачивать дань, лишь бы только не рушилась вконец новгородская вольность. Все было напрасно: на этот раз Иван Васильевич не шел ни на какие сделки.

Монастыри, села вокруг города были захвачены. Из сел народ бежал в Новгород. Скоро он переполнился народом. Начались волнения: одни хотели покориться великому князю, другие — защищаться до последней капли крови. Через два дня явились новгородские послы в стан к великому князю с повинной головой. Послы просили князя отпустить их в город подумать; попробовали они еще раз выговорить кое-какие льготы своему городу. Все было напрасно! Послы ответили, что низовых обычаев новгородцы не знают, не ведают, как великий князь держит там свое государство.

Шесть дней думали новгородцы об этом ответе великого князя. Наконец владыка и посадники явились с согласием Новгорода. Послы думали, что по-прежнему великий князь заключит с Новгородом договор и скрепит его своим крестным целованием. Они просили великого князя об этом.

Просили, чтобы бояре целовали крест, — последовал отказ. Просили, чтобы присягнул, по крайней мере, будущий наместник, — отказано и в этом.

Просили, наконец, позволения великого князя вернуться в город — не позволил А между тем Новгороду день ото дня становилось тяжелее.

Стены и укрепления города были хороши, и взять его силою было бы нелегко. Иван III, не любивший делать ничего на авось, порешил истомить осажденных голодом.

Пути были все переняты московскими отрядами: новгородцам ни входу, ни выходу не было; запасы у них истощились; настал голод; затем начались повальные болезни, мор. Неурядица поднялась страшная. Чернь восстала на бояр, а бояре на чернь.

Крики, вопли раздавались по улицам Новгорода. Многие умирали с голоду. Ссоры, драки и убийства шли, по словам летописца, беспрерывно. Наконец, новгородцам дольше терпеть осаду стало невмочь.

В году, 13 января, владыка пришел со многими новгородскими боярами и купцами к Ивану III и принес присяжную запись. На ней была подпись самого владыки, печать его и печати всех пяти концов Новгорода. На этой записи и целовали крест новгородские послы. Своею присягою они теперь не договор с Иваном III скрепляли, как бывало в прежние времена , а отдавались ему в полную власть, как своему повелителю и самовластному государю.

Иван Васильевич поставил в Новгороде своих наместников, велел схватить нескольких лиц, враждебных Москве, в том числе Марфу Борецкую с внуком, и отвезти их в Москву.

Имение их было отписано на великого князя. После присяги новгородцев москвичи явились на Ярославово дворище и сняли вечевой колокол. Сильно плакали жители Новгорода, говорит летописец, но сказать не смели ничего. Иван III отправился в Москву, за ним повезли туда и вечевой колокол.

Подняли его на колокольню на кремлевской площади. Но этим дело не кончилось. Трудно народу отвыкать от тех порядков и обычаев, с которыми он сжился, тяжело ему менять тот склад жизни, какой был у отцов, дедов и прадедов.

Немало было в Новгороде людей, которые дорожили еще новгородской стариной, а московские порядки были им совсем не по душе. И вот, когда Москве стала грозить опасность от татар, с которыми заодно была и Литва, заговорили в Новгороде о возвращении к старому вечевому строю, стали пересылаться с литовским князем. Иван III вовремя проведал об этом. С небольшим отрядом немедля отправился он к Новгороду, — хотел застать новгородцев врасплох и распустил слух, будто идет на немцев. Но новгородцы затворились в городе, восстановили у себя вече и порешили не пускать великого князя к себе.

Здесь поднялась снова большая смута. Многие из приставших раньше к мятежу теперь толпами передавались великому князю. Скоро пришлось покориться силе. Послали осажденные просить у великого князя опасной охранной грамоты своим послам, хотели вести с ним переговоры Но прошли для Новгорода времена переговоров с великим князем. Иван III смотрел на них, как на простых мятежников, и требовал, чтобы они отдались без всяких условий на милость ему как самовластному государю.

Войду — никого невинного не обижу! Наконец ворота Новгорода отворились. Владыка, посадник, тысяцкий новгородцы восстановили было эти должности , старосты, бояре и множество народа вышли из города. Владыка и духовенство с крестами выступили вперед. Все пали ниц и с плачем молили Ивана III о пощаде и прощении. В тот же день 50 человек главных врагов Москвы были схвачены и пытаны. Под пыткою многие признались в своей вине и назвали своих сообщников. Оказалось, что и Феофил, новгородский владыка, двоил совестью.

Иван III велел его отправить в заточение в московский Чудов монастырь. Сто главных заговорщиков было казнено. Много семейств боярских и купеческих было выслано из Новгорода и водворено в разных московских городах.

Не раз еще после этого по доносам производил Иван Васильевич высылку из Новгорода подозрительных и влиятельных людей. Когда не стало в Новгороде старинных родов, богатых и сильных людей , хранивших старые предания, не стало и вожаков, заводивших смуты против Москвы, — новгородцы начали легко осваиваться с московскими порядками, а новые поселенцы из Московской области других порядков и не знали. В это же время, вследствие столкновения с городом Ревелем, по приказу Ивана III, были отобраны товары у ганзейских купцов, бывших в России, а сами они заключены в тюрьмы.

Если он заключал мир с магистром, то соблюдал его крепко. Если он считал кого-либо из братии нашей человеком храбрым и мужественным, то оказывал ему много любви и чести».

Такие же качества признавали за Кейстутом и поляки. Длугош, вообще нерасположенный в пользу Гедыминовичей, характеризует его однако следующими словами: «Кейстут, хотя язычник, был муж доблестный; среди всех сыновей Гедымина он отличался благоразумием и находчивостью, и, что более всего делает ему чести, он был образован, человеколюбив и правдив в словах».

Представляя редкое исключение среди грубых средневековых нравов, этот рыцарь-язычник превосходил многих современных ему рыцарей-христиан гуманностью, человеколюбием, мягкосердием, отвращением к жестоким поступкам.

В подтверждение этих качеств свидетельствуют многочисленные факты, сообщенные немецкими хрониками: так, он употребляет все свое влияние, чтобы спасти от смерти приговоренного литовцами к сожжению на костре взятого ими в плен Иоганна Сурбаха, коменданта замка Экерсбурга, прославившегося жестоким обращением с литовцами. Несмотря на гордое сознание своего достоинства, Кейстут снисходит до униженной просьбы по отношению к маршалу ордена, желая спасти от смерти литовский гарнизон, осажденный в замке Готтесвердер, который крестоносцы успели поджечь.

Немецкие рыцари среди борьбы с Кейстутом как бы вступают с ним в соревнование относительно превосходства рыцарской доблести и нередко оказываются побежденными в этом состязании; вообще между обеими сторонами существуют отношения, исполненные самой изысканной рыцарской куртуазии; вот несколько тому примеров.

В году один из смоленских князей осадил немецкий замок Лабиау; приступ был отбит и крестоносцы, оттиснув смолян к реке, Заставили их переправляться вплавь; сам князь, попав на глубокое место реки, стал потопать; тогда комендант замка Геннинг фон Шиндекопф бросился ему на помощь: он выхватил князя из пучины, счастливо вытащил на берег и, не задерживая в плену, отпустил домой; все это сделано было в виде любезности для Кейстута, которому смоленский князь приходился племянником.

В году, во время осады Ковна крестоносцами, Кейстут явился на выручку крепости, но не был В состоянии оказать ей существенной помощи. Он потребовал свидания у магистра, и стал намекать ему, что нападение на Ковно было предпринято не по-рыцарски, без извещения Кейстута; тогда магистр предложил свободный путь в крепость князю, в случае, если он пожелает лично принять начальство над гарнизоном 1.

На это магистр ему ответил: «Почему же ты выехал из дому, хотя и видел нас». Тот ответил: «Потому что мои не имели главы; я остался среди них». Магистр говорит: «Если ты считаешь необходимым, выбери из числа своих сколько захочешь, и свободно войди в дом. Имеем надежду на Господа, что ты не сможешь ее крепость. Кейстут говорит: «Как же смогу войти, когда все поле вокруг преграждено валами и рвами». Магистр же ему: «Разреши мне, если желаешь со мной сражаться, открыть путь между валов».

Ничего на это не ответил король, а магистр [сказал ]: «Если королю нечего нам более сказать, пусть идет оборонять своих». В году между Кейстутом и маршалом ордена условлено было свидание в городе Инстербурге; Кейстут отправился на это свидание и вошел уже в пределы Пруссии. Между тем крестоносцы поместили сильный отряд войска в замке Тамове, лежавшем между Инстербургом и литовской границей, что, вероятно, составляло нарушение условий, гарантировавших безопасность свидания.

Из Тамова Кейстут направился прямо на свидание в Инстербург, где ему была приготовлена торжественная встреча: вдруг один из командоров заметил, что князь и его свита сидят на лошадях, принадлежавших его собственному отряду, и вскричал в изумлении: «Этого я никогда не ожидал! Под годом Виганд из Марбурга рассказывает с заметным смущением историю похода крестоносцев на Литву — он невольно должен признать, что во время этого похода крестоносцы нарушали по отношению к Кейстуту правила рыцарской чести, между тем как литовский князь вел себя в этом отношении безукоризненно.

В этом году крестоносцы, пользуясь большим приливом в Пруссию военных гостей, собрали сильный отряд конницы и предприняли набег далеко вглубь Литвы. В четыре дня они быстрыми переходами миновали Троки и приблизились к Вильно. Между тем Кейстут выступил из Трок и стал угрожать в тылу их войска. Находясь в таком положении, обе стороны желали покончить дело миром; с этой целью и состоялось свидание Кейстута с маршалом ордена; они заключили перемирие, и Кейстут угощал радушно в своей палатке маршала и знакомых рыцарей; между тем, передовой отряд крестоносцев достиг Вильны и овладел предместиями этого города.

Маршал поспешил извиниться неведением и возобновил перемирие. Кейстут же в знак дружбы снабдил крестоносцев хлебом и медом; но на следующий день добрые отношения опять были нарушены: крестоносцы, несмотря на принятое обязательство, сожгли и разграбили одно из Виленских предместий. Это сильно опечалило маршала, знавшего, что литовцы отомстят за вероломство; действительно, Кейстут прекратил подвоз провианта, а Витовт уничтожил все припасы на обратном пути немцев, так что, томясь голодом, остатки их рати едва доплелись до своих границ.

Бывали, впрочем, и такие случаи, когда крестоносцы не уступали Кейстуту в сознании рыцарского долга. Вот черты, которыми современные источники рисуют характеры Ольгерда и Кейстута; очевидно, это были типы совершенно противоположные и потому именно замечательно дополнявшие друг друга во всех отношениях; не удивительно, если при тесной дружбе и солидарности их между собой, они могли успешно и всесторонне продолжать дело государственного роста и устройства Великого княжества Литовского, начатое мощной рукой Гедымина.

Первый существенный политический шаг, сделанный по соглашению обоих братьев, состоял в восстановлении великокняжеской власти и в подчинении ей разрозненных литовско-русских уделов.

Факт этот случился в начале года. Для осуществления своей цели братья решились овладеть отцовской столицей и тянувшим к ней уделом Явнутия, составлявшим при Гедымине непосредственное владение великого князя.

Поводы нападения на Явнутия одна летопись поясняет следующими словами: «Евнутий не бяшет храбр, а держит стольный град Вильно». Другая летопись еще явственнее обозначает цель, к которой стремились Ольгерд и Кейстут; по ее словам, они желали, чтобы «братии всей послушну быти князя великого Ольгирда». Обстоятельства сами указали безотложное время переворота. В начале года в Пруссию явилось необыкновенно многочисленное стечение военных гостей: два короля — Иоанн Чешский и Людовик Венгерский, герцоги — Бургундский и Бурбон, графы Голландии, Нюрнберга и Шварцбурга, моравский герцог Карл Люксембургский будущий император Карл IV прибыли с сильными военными отрядами на помощь крестоносцам; очевидно, предполагавшаяся весной кампания должна была принять весьма грозные размеры, и литовские князья принуждены были поспешить с подготовкой необходимых мер для защиты.

Притом, в это именно время, по сведениям Литовской летописи, скончалась вдова Гедымина, княгиня Евна, жившая в Вильне при Явнутие и, вероятно, охранявшая его от других братьев своим авторитетом. Ольгерд и Кейстут решились приступить к выполнению своего замысла; они условились действовать совместно, в один, вперед обозначенный день; но Ольгерд, по свойственной ему осторожности, не явился к условленному сроку 1.

Между тем, Кейстут в условленный день двинулся из Трок и в один переход достиг Вильна; на рассвете, в зимнюю морозную ночь, он занял столицу и овладел без сопротивления двумя охранявшими ее замками. Явнутий, полураздетый, без обуви, выбежал из города и укрылся в Турьих горах, окружающих Вильно; здесь он отморозил ноги, был задержан и обратно отведен в город; Кейстут заключил его под стражу и отправил гонца в Крево звать Ольгерда на великое княжение; между тем, народонаселение Вильна и Виленского удела подчинилось добровольно Кейстуту; пригороды и замки отворили ему ворота охотно.

После прибытия Ольгерда в Вильно он был возведен Кейстутом на великокняжеский стол, и братья заключили между собой договор, который летописи передают только в общих чертах; главные условия его состояли в следующем: все братья должны повиноваться Ольгерду, как великому князю и верховному распорядителю их уделов; Ольгерд и Кейстут обязаны сохранять между собой тесный союз и дружбу; в случае приобретения общими силами новых земель или городов, они обязаны делить их поровну; наконец, Явнутию, в вознаграждение за Вильно, назначается в удел Заславль-Литовский — один из бывших Полоцких пригородов 1.

Установленный вследствие этого договора распорядок Великого княжества Литовского не встретил серьезного сопротивления: только два Гедыминовича — Явнутий и Наримунт — оказались им недовольны, но они не нашли опоры для протеста внутри Литовского государства и потому попытались искать ее вне его пределов.

Явнутий, не ожидая окончания переговоров Кейстута с Ольгердом, успел ускользнуть из-под стражи, «перевержеся через стену» и убежал в Смоленск, а оттуда в Москву; здесь он был «крещен в православие великим князем Симеоном, под именем Иоанна, но помощи для восстановления своих прав не получил; он должен был примириться с братьями и уже два года спустя покойно жил в своем Заславльском уделе.

Вот самый полный вариант, заимствованный из летописи Даниловича: «А докончают межи себе: князь Кестутий великий и великий князь Ольгерд: што братии всей послушну быти князя великого Ольгирда, или который то волости соби розделили. А то соби докончают, што придобудут: град ли или волости, да то делити на полы, а быти им до живота в любви, во великой милости; а правду межи себе на том дали: не мыслити лихом никому же на никого же: Тако же быти и до живота своего в той правде».

Народонаселение Великого княжества Литовского не имело повода поддерживать реакцию князей, недовольных установившимся порядком вещей. При совместном господстве Ольгерда и Кейстута 1 , оба народные элементы, входившие в состав Великого княжества, — русский и литовский, находили для себя удовлетворение и каждый из них имел представителя в одном из братьев, пользовавшихся верховной властью в государстве. Поэтому Ольгерд и Кейстут, не опасаясь внутренних раздоров, могли свободно приступить к устройству внешних отношений Великого княжества.

Непосредственно после восстановления великокняжеской власти Ольгерд и Кейстут приняли меры для отражения грозившего Литве крестового похода. Крестоносцы и их военные гости вступили в начале года на литовскую территорию и осадили одну из пограничных крепостей. Между тем, литовские князья, собрав все свои силы, вышли им навстречу; рядом ложных маневров и подсылкою обманчивых известий они успели убедить магистра в том, что они намерены ворваться в Прусскую область Самбию.

На военном совете крестоносцев решено было оставить осаду крепости и отправиться в Самбию навстречу литовцам.

БИТВА НА ШЕЛОНИ

Но пока исполнялось это передвижение, литовские князья переменили направление своего похода, быстро двинулись в Ливонию и страшно опустошили эту область; магистр попытался было разорить в отмщение соседний с Самбией литовский округ, но и здесь он испытал неудачу; движение его было предугадано, жители укрылись в леса, и крестоносцы в течение десяти дней напрасно бродили по пустынной местности, не встретив ни одного язычника; наступившая затем оттепель принудила их возвратиться в Пруссию.

Вследствие этого магистр Людольф Кениг, несмотря на многолетние заслуги, был отстранен от должности, признан умопомешанным и заключен в замок Энгельсберг, где вскоре и скончался; на его место избран был новый магистр Генрих Дусемер.

Людольф Кениг принесен был в жертву тому чувству досады, которую испытывали крестоносцы вследствие бесплодного исхода предприятия, подготовлявшегося в течение нескольких лет и долженствовавшего нанести решительный удар литовской самостоятельности; настоящая причина неудачи заключалась, конечно, не в ошибках магистра, а в той силе, которую приобрело вновь Литовское государство вследствие переворота, совершенного Ольгердом и Кейстутрм. Новый магистр понимал хорошо значение этого переворота и потому он переменил метод ведения войны с Литвой.

Потеряв надежду на быстрый исход борьбы, крестоносцы отказываются теперь от решительных многолюдных походов, но зато рассчитывают на возможность посредством беспрестанной, мелочной, партизанской войны исчерпать постепенно силы Великого княжества и овладеть его территорией враздробь и исподволь; вследствие такого плана действий, Генрих Дусемер и его наследники возводят густой ряд крепостей вдоль литовской границы, стараясь выдвинуть каждое новое укрепление по возможности дальше на литовскую территорию 1 ; затем, опираясь на эти крепости, они предпринимают из них беспрестанные набеги на близлежащие литовские округи и волости, стараются опустошить их совершенно, истребить села, стада и жатвы, овладеть движимым имуществом, угнать в плен или предать мечу Народонаселение, рассчитывая овладеть потом без сопротивления краем, обращенным в пустыню.

Так, под , , и годами летописцы помечают от 4 до 8 походов в год. Обыкновенно главные силы ордена под начальством магистра, маршала или генерального командора ордена предпринимали не менее двух походов в каждую зиму 1 ; но если в Пруссию являлись особенно почетные гости, то в честь их назначался еще один, прибавочный поход 2.

Кроме этих, главных походов, командоры пограничных прусских и ливонских округов, коменданты порубежных крепостей, фохты немецких городов при первом удобном случае врывались с небольшими отрядами в Литву и опустошали по возможности больший участок территории. Сверх того, помимо регулярных сил ордена, по инициативе более предприимчивых рыцарей, собирались толпы охотников и более или менее крупными отрядами отправлялись на разбой за литовскую границу; отряды эти, не стесняясь ни общими планами действий, начертанными начальниками ордена, ни перемириями, которые орден заключал по временам с Литвой, причиняли беспощадные разорения, насилия и грабежи.

Рыцари называли эти отряды «воровскими» или «разбойничьими» latrunculi, latrones , и орден не принимал на себя ответственности за их действия; хотя не препятствовал организации отрядов в своих владениях и при случае оказывал им деятельную помощь 3. В то время князь де Монте Вильгельм l фон Берг был с большой свитой в земле, и по его желанию совершен рейд».

Князь Альберт Лотарингский прибыл в Пруссию с ю рыцарями, и на его честь был назначен рейд». Такие же походы упоминаются в честь других знатных гостей: ландграфа Оттона Гессенского, Рупрехта герцога Баварского, Адольфа архиепископа Кельнского, Леопольда герцога Австрийского, графов Варвика, Уффорда и т.

Брат Генрих фон Шенинген созвал издалека, кого пожелал, по-разбойничьи опустошая». В году Ливонский магистр особым договором, называемым «pax latrunculorum», обязался в течение известного времени не допускать охотников врываться в литовские пределы. Летописцы ордена сообщают малейшие подробности об этих «рейдах», определяют точно количество дней и ночей, проведенных крестоносцами на литовской земле, и помечают местности, в которых они останавливались для ночлега sovalk — затем обыкновенно следует перечень опустошенных волостей и разоренных сел и дворов.

Рейды предпринимались по преимуществу отрядами конницы, но иногда для того, чтобы удобнее скрыть свой набег, рыцари отправлялись пешком, садились в лодки и судна и, подымаясь вверх по течению Немана и его притоков, внезапно появлялись среди Литовской области, не ожидавшей их прихода. Вообще, главное условие успеха рейда состояло в том, чтобы застать литовцев неожиданно, врасплох; описывая каждый поход, летописцы ордена помечают это обстоятельство 1.

Если рыцари успевали явиться в известную местность неожиданно и заставали народонаселение на местах жительства, то они разделяли свое войско на несколько отрядов, для того, чтобы охватить одновременно возможно большее количество населенных местностей, подробно исчисленных в топографических заметках Wegeberichte , составленных по распоряжению магистров ордена. Затем все захваченные села, дворы, гумна и постройки предавались пламени, жителей частью истребляли мечом, частью угоняли в плен. При этом на главную причину, по словам крестоносцев, войны с Литвой, на обращение язычников в христианство на деле рыцари не обращали вовсе внимания.

Среди многочисленных перечней перебитых и угнанных в плен литовцев летописи совсем умалчивают об их крещении. Раз только Виганд из Марбурга, описывая осаду крепости Велоны в г. Во всех других случаях крестоносцы предпочитали стремиться к истреблению язычества путем истребления и угона в рабство язычников. Если народонаселение литовское было предупреждено о набеге крестоносцев, то жители сел укрывались с семьями и имуществом в лесные пущи и болота: крестоносцы в таком случае жгли пустые села, затем старались окружить часть леса и, поступая по правилам охоты на диких зверей, постепенно сдвигали круг к середине, убивая всех попавших в него литовцев; иногда они не встречали никого внутри облавы, иногда же они отыскивали таким образом народонаселение, спасавшееся из нескольких сел, и истребляли беглецов поголовно, без различия пола и возраста; бывали и такие случаи, когда часть крестоносцев, участвовавших в облаве, в свою очередь, попадала в засаду и погибала от меча литовцев.

Для того, чтобы иметь свободный простор для набегов, крестоносцы старались не дозволять литовцам укрепить границу их владений; они упорно осаждали и старались разрушать все укрепления и замки, воздвигаемые литовцами на порубежной черте 2. Главные усилия обеих сторон сосредоточивались в этом отношении на весьма важной стратегической местности, именно на городе Ковне.

Брат Геннинг, маршал ордена, разбил табор в верхней части [земли] литвинов; увидев, что она не укреплена, он разделил свое войско на три отдела и среди дня открыто ударил по всем им мечем, опустошая их области огнем и смертью, а также увел с собой в Прусскую землю пленных и даже царский табун из 50 кобылиц». Герман из Вартберга :. Войт из Grebin был Там же. Наместник из Goldingen Еще раз маршал послал свой пеший отряд в Drogotzen землю, где они пребывали 4 ночи, опустошая, убивая и захватывая в плен: человек, 61 конь и 9 стад волов и коров.

Еще раз наместник из Ragiten Брат Виганд с сотней отборных [людей] вступил в поганские пустоши с целью добычи и их усмирения Они перешли Mimilam и, вступив в начале ночи в 4 неукрепленных селения, вырубили мечем все, что им попадалось — мужчин с женщинами и детей, все дотла сожгли и вывели пленных с огромною добычею».

Виганд из Марбурга. Это значение Ковна понимали литовские князья и потому озаботились сильно укрепить этот город; они окружили его каменной стеной и построили замок, вооруженный крепкими каменными башнями. Крестоносцы много раз покушались овладеть этим городом, пока, наконец, в году магистр Вайнрих фон Книпроде решился разрушить его во что бы то ни стало; собрав все силы ордена, призвав на помощь ливонских рыцарей и многочисленных иностранных гостей, он два месяца осаждал Ковно по всем правилам военного искусства того времени; крестоносцы окружили замок рвом и палисадом, разрушили ограду стенобитными машинами, несколько раз ходили на приступ, пока, наконец, успели овладеть развалинами замка.

Впрочем, победа эта не принесла ордену существенной пользы: уже в следующем году литовцы построили, несмотря на сопротивление рыцарей, рядом с бывшей крепостью другую — новое Ковно; крестоносцы разрушили и это укрепление, но оно опять было возобновлено и в году оно считалось уже столь сильной крепостью, что магистр не осмелился предпринять его осаду.

В борьбе с крестоносцами литовцы заимствовали у них способ ведения войны: за разорение литовской территории и разрушение литовских крепостей они отплачивали разорением прусских областей и разрушением орденских замков. Литовские набеги были относительно реже: один, не более двух в год.

Разница в численности нападавших отрядов зависела не столько от превосходства сил литовских, сколько от степени относительного благоустройства обеих стран. Крестоносцы за литовским рубежом попадали в страну, жидко населенную и много раз ими же опустошенную; иногда несколько дней приходилось им идти по лесной пуще desertum , в непроницаемых дебрях которой укрывалось от них население; жители, убегая из редких сел, прятали съестные припасы и угоняли скот в лесные убежища; отряды крестоносцев не могли кормиться на месте и должны были возить за собой обозы с припасами.

Нередко литовцам удавалось уничтожать склады провианта, устраиваемые рыцарями в определенных стоянках и назначенные для продовольствия армии во время обратного движения; в таких случаях крестоносцы нередко погибали с голоду в литовских лесах. Между тем, обозы сильно замедляли походы, условием удачи которых была быстрота движения — для обоза приходилось каждый раз вновь прокладывать дорогу в пуще, которую каждый раз, вслед за проходом неприятельского войска, литовцы портили, заваливали бревнами, нарезывали рвами и т.

Вследствие указанных условий крестоносцы предпочитали действовать небольшими отрядами и врывались в Литву на короткое время, не требовавшее значительных запасов провианта. Напротив того, литовцы, пройдя за прусский рубеж, попадали в страну, густо населенную; в прусских мызах, деревнях и городах многочисленная армия могла легко найти пропитание; притом передвижение было значительно облегчено хорошим состоянием путей сообщения.

Летописи ордена, воздавая похвалы своим магистрам, обыкновенно упоминают заслуги, оказанные ими для края в этом отношении, и перечисляют устроенные ими дороги и построенные мосты. Находя, таким образом, в Пруссии удобные условия для передвижения и прокормления более численных отрядов войска, литовцы были притом поставлены в необходимость удерживаться от вторжений в Пруссию мелкими отрядами.

Вследствие правильного военного устройства, строгой дисциплины и регулярного распределения военных средств, крестоносцы были в состоянии в непродолжительное время сосредоточить значительные силы для отражения набега, и потому литовцы подвергались значительной опасности в случае, если предпринимали нападение с незначительными силами.

В случае, если поход был удачен, они на границе, до выхода из прусской области, сжигали в качестве благодарственной жертвы богам некоторую часть добычи и одного из пленных рыцарей 1. Если во время похода литовцы располагали более значительными силами, то они овладевали замками крестоносцев, сжигали их и опрокидывали стены и башни 2 ; они успели перенять у крестоносцев все приемы осадного искусства того времени и применяли их весьма успешно; так, во время борьбы за обладание Ковном, когда магистр Винрих фон Книпроде построил на развалинах Нового Ковна крепость Готтесвердер, которую крестоносцы особенно тщательно укрепили и снабдили многочисленным гарнизоном и обильным провиантом, то литовцы ее немедленно осадили, заметали ров, построили 18 стенобитных машин и подвижных башен и в течение пяти недель повели столь успешно осадные работы, что гарнизон принужден был сдать крепость, которая и была разрушена до основания.

Такую картину мелкой, беспрерывной, партизанской войны представляет борьба крестоносцев с Литвой в течение тридцатилетнего княжения Ольгерда; бесчисленный ряд набегов и стычек, более или менее опустошительных и кровопролитных, не приводит ни к какому окончательному результату и не дает возможности предвидеть исхода борьбы даже в тех случаях, когда противники решаются сразиться с силами относительно более многочисленными; так, два поражения, нанесенные крестоносцами литовцам — в году на берегах реки Стравы и в у Рудавы, которым летописцы ордена придают значение решительных битв, были только более крупные стычки, не оказавшие ни малейшего влияния на последовавший ход войны.

Другая битва — у Рудавы — произошла вследствие удачной попытки крестоносцев отразить один из литовских набегов; она кончилась стычкой передовых отрядов обеих армий, после которой литовцы, потерявшие около человек в битве, отступили в беспорядке к своей границе, крестоносцы же, понесшие также чувствительные потери в битве пал маршал ордена Геннинг фон Шиндекопф и три командора , должны были воздержаться от преследования отступавших.

Наконец, единственный более важный поход, предпринятый крестоносцами вглубь Литвы в году, не привел к решительным последствиям и имел значение обыкновенной «рейзы», предпринятой лишь в более крупных размерах. В этом году крестоносцы решились отступить от обыкновенной своей тактики, благодаря представившейся им, по-видимому, возможности найти поддержку внутри самой Литвы: они нашли союзника в среде литовской княжеской семьи.

Один из сыновей Кейстута — Бутав, вследствие неизвестных нам побуждений, вошел в сношения с крестоносцами и заявил готовность принять крещение и вступить в союз с орденом; узнав об этих переговорах, комендант Виленского замка боярин Дирсуне, отличавшийся непримиримою враждою к немцам и преданностью Кейстуту, арестовал Бутава и заточил его в одну из пограничных крепостей, впредь до дальнейшего распоряжения Кейстута; но до приезда последнего другой боярин, Сурвилл, служивший посредником в сношениях Бутава с крестоносцами, напал на крепостцу, хитростью овладел ею и освободил пленного князя; они немедленно бежали за прусскую границу в сопровождении только пятнадцати слуг.

Современный отчет об этой битве, извлеченный из Кенигсбергского архива, говорит: «Однако не забудем, что во имя господина полегло и из 20 спаслись немногие, взято или около того» Пер. Вероятно крестоносцы, желая изгладить неблагоприятное впечатление, произведенное на Западе неудачей, которую они потерпели в г. Так, современник события Иоанн Витодуран, писавший свою летопись в Цюрихе, рассказывает, будто в битве на р.

Страве погибло 40 литовцев. Длугош исчисляет потерю литовцев в 22 ; наконец, русские летописи, вовсе почти не обращавшие внимания на борьбу Литвы с крестоносцами, внесли следующее известие об этой битве: «Бой был немцем с Литвою на Страве реце и побиша Литвы 40 ». Руководимое Бутавом войско крестоносцев вступило в Жмудь и опустошило земли по течению рек Невяжи и Святой и, миновав Вилькомир, подступило к Вильно; начальник города, вызванный магистром для переговоров, отказался сдать крепость; между тем, не только никто из литовцев не принимал стороны Бутава, но из его малочисленной свиты четыре человека ушло к литовцам; магистр убедился в несостоятельности надежд, возлагавшихся им на литовского князя, и быстро отступил в свои пределы, пробыв только 13 дней на литовской территории.

Вслед за тем Бутав оставил владения ордена и поступил на службу к германскому императору, пожаловавшему ему в лен земли с титулом герцога; с этим титулом летописи упоминают о нем до года. Указанные подробности борьбы крестоносцев с Литвой во второй половине XIV столетия доказывают в общей сложности, что силы обеих боровшихся сторон находились в данное время в равновесии; как ни интенсивны были усилия ордена, они не достигал и предположенной цели и только исчерпывали постепенно силы самого ордена; ни многочисленные военные гости, ни настойчивое стремление немецкого населения Пруссии раздвинуть свою территорию по направлению к востоку,.

В летописях встречаются неоднократно сведения о перебежчиках как от литовцев к крестоносцам, так и обратно; упомянутый в рассказе о Бутаве — Сурвилл в крещении Фома остался в Пруссии и служил долгое время крестоносцам в качестве проводника, переводчика и дипломатического агента; такие же услуги ордену оказывал перебежавший в Пруссию другой Сурвилл — Ганс.

Под годом в хронике Вартберга помещен рассказ о знатном литовце, называемом Жива, служившем крестоносцам в качестве проводника: «Была взята в плен вся семья литвинов по имени. Также и сам удрученный Жива, добровольно последовав за своей семьей, стал наилучшим проводником христиан в Ливонии». Такие невольные слуги ордена, конечно, при первой возможности бежали обратно в Литву и, становясь в ряды соотечественников, служили им проводниками в Пруссию и Ливонию.

Бывали, впрочем, и такие случаи, когда сами рыцари, вероятно, не ужившись с дисциплиной ордена, бежали в Литву и принимали язычество: « два брата из Ливонии, Йоган Ланцеберг u Фридрих из Миссена, отважные мужи, с каким-то проводником, по имени Биллене Какой-то брат ордена — Йоган Вловере сбежал в замок по имени Новый, став отступником» Герман из Вартберга. Всю тяжесть этой борьбы вынесло на своих плечах исключительно население литовских областей Великого княжества: Жмуди и коренной Литвы; руководителем этого населения и героем борьбы с крестоносцами в течение почти полустолетия был Кейстут; с удивительной энергией и постоянством он защищает каждую местность угрожаемой территории, отражает на всех пунктах немецкие «рейды», отплачивает за них набегами на Пруссию и Ливонию, защищает свои крепости и ведет приступы на немецкие замки: он постоянно подвергается личной опасности и умеет с удивительной находчивостью увернуться из самых трудных обстоятельств; два раза он попадает в плен к крестоносцам и оба раза бежит с решимостью, изумлявшей рыцарей до того, что они считали его побеги чудесными 1.

Между тем как немецкие летописи переполнены сведениями о похождениях Кейстута, Ольгерд упоминается в них редко. Только в более решительных случаях он являлся на помощь брату во главе ополчений русских земель 2. Он содержался в Мариенбургской крепости; с помощью приставленного к нему слуги, крещенного литовца Альфа, он вышел из крепости в одежде рыцаря и, укрываясь в лесах и болотах, переправляясь вплавь через реки, успел бежать в Мазовию. О бегстве его одна летопись говорит, что он «чудесным образом исчез»; другая: «это было чудо, что он смог выбраться оттуда, так как все ворота перед ним были заперты» Пер с нем.

В следующем году Кейстут опять попал в плен во время стычки, но, пользуясь смятением битвы, исчез до ее окончания из лагеря крестоносцев. Описывая поражение литовцев у Рудавы, Иоанн Посильге говорит: «так Кейстут бежал со своими, и князь Ольгерд с русью вынуждены были свои стопы, обратить в бегство» Пер.

Крестоносцы, со своей стороны, зная внутреннее распределение сил Великого княжества Литовского, направляли свои силы исключительно против земель, населенных литовским племенем, и избегали столкновений с русскими областями Великого княжества. Между тем как армии ордена подвигаются иногда на значительное расстояние вглубь литовских земель, опустошают окрестности Вильна, Трок и т.

Таким образом, силы литовской Руси оставались свободными, и Ольгерд мог ими воспользоваться для того, чтобы раздвинуть пределы своего княжения присоединением к нему тех русских земель, которые не примкнули еще к одному из вновь сложившихся центров группировки русских земель, и чтобы упрочить свое влияние на уже сложившиеся, но более слабые группы русских владений, лежавшие вдоль восточной границы Великого княжества. По отношению к Руси усилия Ольгерда сосредоточиваются на четырех важнейших интересах: 1 он стремится приобрести и усилить свое влияние на Новгород, Псков и Смоленск; 2 он поддерживает тверских князей в споре их с великими князьями московскими и вступает в борьбу с последними; 3 стремится присоединить к Великому княжеству Литовскому области, входившие некогда в состав княжений Черниговского и Киевского, а также Подольскую землю и для достижения этой цели ведет удачную борьбу с монголами; 4 наконец, он поддерживает продолжительную борьбу Любарта с Польшей за наследие галицковолодимирских князей.

Выше были указаны отношения Ольгерда ко Пскову, возникшие еще в то время, когда он княжил в Витебске. Влияние, приобретенное Ольгердом на псковские дела вследствие вокняжения во Пскове его сына Андрея, было непродолжительно. В году псковичи, недовольные отсутствием своего князя, управлявшего Псковом через наместников, отказали ему в повиновении и возобновили союз с Новгородом.

Виганд из Марбурга под годом упоминает о безуспешном походе магистра на Гродно, а под , и годами рассказывает о набегах на тянувшие к Гродно земли: Бельскую и Каменецкую, предпринятых командором пограничного прусского округа Балги Теодориком фон Эльнер.

В и годах псковичи ходили с князем Остафием воевать Полоцкую землю.

РЕАКЦИЯ ЗАПАДНОГО БЛОГЕРА НА ТО, КАК РОССИЙСКИЙ ПОЛИТИК ПОГОВОРИЛ С ЗАПАДНЫМИ СМИ.

В году последовало, как кажется, примирение и во Пскове принят был на княжение некто — князь Василий Будволна, вероятно в качестве Андреева наместника, но год спустя псковичи опять ходили войной на Полоцк с князем Остафием. Очевидно, во Пскове боролись две партии: новгородская и литовская, поочередно осиливавшие друг друга.

Положение это продолжалось в течение всего княжения Ольгерда и только в самый год его смерти Андрей Полоцкий успел восторжествовать над противниками: «князь Андрей Ольгердович прибеже во Псков и посадиша его Псковичи на княжение»; из иностранного источника мы знаем, что призвание это случилось при посредстве ливонского магистра, желавшего отклонить Андрея от признания власти Ягайла и, вследствие этого, помогавшего ему усилиться в Пскове.

Подобные же отношения существовали между Литвой и Новгородом, где еще при Гедымине образовалась партия, старавшаяся посредством сближения с Литвой противодействовать возраставшему влиянию на Новгород великих князей московских; но в году влияние последних получило решительный перевес: новгородцы должны были заключить договор с великим князем Симеоном, которому обязались дать рублей с Новоторжской области и «черный бор на всей земле Новгородской».

В году Новгородский владыка Василий ездил в Москву «звать князя великого». Симеон Иванович принял приглашение, приехал в Новгород, «седе на столе своем» и после трехнедельного посещения уехал домой, оставив в Новгороде наместников.

Влияние Литвы было, таким образом, совершенно устранено; вероятно, литовская партия подверглась при этом случае оскорблениям и упрекам, знаем по крайней мере, что оскорбительные отзывы послужили Ольгерду поводом к открытию неприязненных действий против Великого Новгорода. Вслед за выездом Симеона, в Новгородскую область вступил Ольгерд с братией; он стал на устье Пшаги в Шелон и объявил войну Великому Новгороду: «Хочу с вами битися, — говорил он в послании, — да, аще ми Бог поможет, хочу боронитись; лаял ми посадник ваш Остафий Дворянинцов; назвал мя псом».

В следующем году новгородцы заключили мир с Ольгердом, условия которого не дошли до нас. Таким образом, до некоторой степени восстановлено было влияние Литвы на новгородские дела; хотя оно уступало в силе и авторитете влиянию московскому, но, во всяком случае, составляло некоторый противовес последнему; при каждом из последующих более резких столкновений с Москвой, недовольные искали точки опоры в Литве и при ее помощи старались противодействовать постепенно усиливавшемуся влиянию великих князей московских.

Гораздо с большим успехом Ольгерд установил свое влияние в Смоленске. Княжество это, выделившееся в конце XII столетия в качестве независимого великого княжения, находилось под управлением рода Ростислава Мстиславича; сравнительно с другими русскими княжествами и землями, обособившимися после падения авторитета великих князей киевских, Смоленск находился в весьма невыгодных географических условиях.

Великое княжение Смоленское, незначительное, сравнительно, по пространству своей территории, окружено было со всех сторон землями, вошедшими в состав княжеств или гораздо более обширных и могущественных, или, по меньшей мере, не уступавших ему в силе; вокруг Смоленского княжества простирались владения Ростово-Суздальские, Черниговские, Полоцкие и Новгородские. Смоленские границы нигде не примыкали к территории инородческой, посредством завоевания или колонизации которой княжество это могло бы раздвинуть свои пределы и увеличить свои средства.

Многочисленные уделы, возникавшие вследствие умножения княжеской семьи, должны были раздроблять все более и более необширную территорию Смоленского княжества и, таким образом, ослабляли и без того незначительные его силы. Очевидно затруднительная, но неизбежная для Смоленска, дилемма должна была привести это княжение к подчинению великим князьям московским или литовским.

Оба названные правительства понимали неизбежность этого исхода и старались каждый склонить его в свою пользу. Ольгерд по отношению к Смоленску постоянно стремится занять положение покровителя и вместе с тем требует от смоленских князей поддержки во всех столкновениях с Великим княжеством Московским и, таким образом, низводит их на степень зависимых от Литвы, сподручных князей.

Еще в году Ольгерд предпринимал поход с целью возвратить в пользу смоленского князя Ивана Александровича Можайск, отторгнутый от Смоленской области еще Юрием Даниловичем московским. В свою очередь, в году смоленская рать ходила помогать литовцам против крестоносцев и принимала участие в битве на р. Страве, В году Ольгерд опять оказал Смоленску важную услугу: великий князь Симеон Иванович, «собравше силу многу, поиде ратью к Смоленску»; но на границе смоленских владений, у Вышгорода на Протве, его встретило литовское посольство; содержание переговоров не сохранилось в летописях, которые передают только общий иx результат: Симеон Иванович, «не оставя слова Ольгердова, мир взя и отпусти послы с миром»; затем уже он подтвердил условия договора со смольнянами, которых посольство встретило его на берегах Угры.

Из рассказа этого ясно, что Ольгерд, охраняя смоленские интересы, относился к Смоленскому княжеству как к области, находившейся от него в зависимости: мирный договор заключили с великим князем московским послы литовские, смоленскому же посольству пришлось принять его условия и, вероятно, установить только окончательное решение по частным вопросам.

Такими отношениями не мог не тяготиться князь смоленский, Иван Александрович, и потому в году у него вышли недоразумения с Ольгердом; последний, под предлогом защиты смоленских владений со стороны Москвы, занял литовским гарнизоном город Ржеву, лежавший на границе смоленских владений с московскими и тверскими, очевидно, с целью затруднить непосредственные сношения смоленского князя с Москвой и Тверью. В году «рать тверская и можайская» изгнала из Ржевы литовский гарнизон; вероятно, это случилось по просьбе и с участием смольнян, которые в следующем году отправились сами в поход против Литвы с целью возвратить к своему княжению город Бельчу, отторгнутый уже литовцами.

Но в следующем году смольняне поплатились за эти неприязненные действия: Ольгерд вступил в пределы Смоленского княжества, взял город Мстиславль и присоединил его к своим владениям; в то же время Андрей Ольгердович полоцкий осадил Ржеву, овладел этим городом и посадил в нем своих наместников. Город этот был тщательно укреплен, и в году сам Ольгерд приезжал «Ржевы смотрети».

Из Ржевы Андрей полоцкий стал теснить смольнян с северо-востока и отнимать соседние со Ржевою пригороды 1 , между тем как Ольгерд, успевший уже овладеть Брянском и Северщиною, угрожал Смоленской области вдоль всей южной и западной ее границы. Неудивительно потому, что наследник Ивана Александровича, Святослав Иванович — становится в положение совершенно зависимое от великого князя литовского.

В , и годах он принужден «со всею силою Смоленскою» сопровождать Ольгерда во время его походов на Москву и посылать смоленскую рать, в случае надобности, в помощь Литве против крестоносцев. Малейшее уклонение смоленского князя от этой зависимости ведет к тяжелым репрессиям со стороны Ольгерда. Так, когда в году один из удельных смоленских князей, Иван Васильевич, присоединился к походу великого князя московского на Тверь, то Ольгерд немедленно вступил в смоленскую территорию, «глаголя: почто есте ходили воевати князя Михайла»?

Попытки москвичей противодействовать литовскому влиянию на Смоленск имели мало успеха; в году они «повоевали» часть Смоленской области, а в м рать, посланная Дмитрием Ивановичем, осаждала Ржеву, сожгла посад, но не могла взять города. Таким образом, Смоленск остался в полной зависимости от великого князя литовского, и ясно было, что приближалось время падения самобытности этого русского удела и присоединения его к Литовскому государству.

Такая участь постигла между тем другой значительный русский удел, примыкавший к Смоленскому — именно, княжение Брянское. Княживший в Брянске в третьей четверти XIII столетия князь Роман Михайлович признавался главой в роде Святославичей; князь этот успешно отражал нападения Мендовга и его преемников на свою область, пытался овладеть Смоленским княжеством, состоял в тесном союзе и родстве с могущественными в то время Романовичами галицко-волынскими, и в Орде признавался в качестве представителя земель Северских.

Со времени Романа Михайловича значение, приобретенное Брянском, обращает на это княжение внимание летописцев, которые потому и заносят в летописи более важные события, касающиеся судьбы Брянского княжества, умалчивая почти совершенно о судьбе других городов и уделов Черниговского и Северского княжений.

Судя, впрочем, по немногочисленным фактам, сообщенным летописцами, можно полагать, что возвышение Брянска было только внешнее, случайное и не опиралось на внутреннюю земскую силу; в Брянске продолжалось то внутреннее неустройство и неустановленность общественных отношений, которые были причиной ослабления многих других русских земель; постоянно встречаем известия о внутренней борьбе между соискателями княжеского стола, прибегающими по временам к помощи ханов для поддержания своих прав — с одной стороны, и о борьбе между князьями и общиной — с другой.

Так, в году за Брянское княжение спорили Святослав Глебович с племянником Василием; община поддерживала Святослава, Василий же опирался на помощь татар; когда последний с татарской ратью подошел к городу, то Святослав вышел храбро навстречу врагам, полагаясь на сочувствие граждан: «Брянцы мя не пустят, — говорил он, — хотят за меня главы свои сложити».

Но во время битвы брянцы «крамольницы суще» выдали князя; они побросали, оружие и стяги и бежали в город, князь был убит в битве. Затем произошли в Брянске смуты, подробности которых не сохранились отчетливо в летописях; но из неясного летописного рассказа видно, что смутами этими успел воспользоваться Ольгерд для того, чтобы подчинить себе Брянск и тянувшую к нему территорию. Под годом летопись говорит, что Ольгерд «воевал Брянск» и, затем, сообщает следующее известие: «Того же лета князь Василей прийде из Орды от царя с пожалованием и сяде на княжении в Брянске, и мало время пребыв, тамо и преставился.

И бысть в Брянске мятеж от лихих людей и замятия велия и опустение града; и потом нача обладати Брянском князь Литовский».

Этот неясный, лишенный подробностей рассказ составляет единственное Летописное свидетельство о присоединении Брянского удела к Великому княжеству Литовскому; по последовавшим фактам можно заключить, что вслед за Брянском Ольгерду подчинились и многочисленные уделы, на которые распадалось Черниговско-Северское княжение; вероятно, после падения Брянска многие удельные князья Северщины добровольно признали над собой власть Ольгерда, и потому в последующее время многие представители княжеского черниговского рода — князья Новосильские, Одоевские, Воротынские, Белевские и т.

Те же области, которые поступили в непосредственное владение Ольгерда, он разделил на три удела, которые распределил между членами своего семейства: Дмитрию Ольгердовичу старшему достался Чернигов и Трубчевск; другой Дмитрий — Корибут Ольгердович младший — получил Брянск и Новгород-Северский; наконец, племянник Ольгерда — Патрикий Наримунтович упоминается в качестве князя Стародуба-Северского 2.

Дмитрий Корибут владел Брянском и Новгородом-Северским до года, в котором был лишен удела Витовтом: русские известия называют, его «Дмитрий князь Брянский»; на семи, дошедших до нас, документах он подписался: «Coributh dux Nowogrodensis».

В инвентаре королевского архива Кромера он назван: «Demetrius Coribut dux Lithuaniae». В помяннике Антониевского Любечского монастыря сохранилось следующее упоминание о первых князьях Гедыминова рода, бывших в Северщине:. Князя Патрикия Давидовича Наримунт носил в крещении два имени: Глеб и Давид Стародубского, приимшаго ангельский образ, и княгиню его Елену, и сына их кн. Дмитрия Ольгердовича, и княгиню его Анну, и сынов их: кн. Михайла, кн. В стремлении к объединению русских земель под своей властью Ольгерд во всех указанных случаях шел навстречу таким же стремлениям великих князей московских; столкновение между двумя великими княжествами было потому неизбежно, хотя обе стороны и не были долго расположены к враждебным друг к другу отношениям и старались, не вступая з открытую борьбу, ограничиться усилиями к утверждению своего авторитета в спорных русских областях.

Джанибек убедился этими доводами «и разгневался яростью зело яко огонь»; он арестовал литовских послов — Кориата Гедыминовича, Симеона, князя свислоцкого, какого-то князя Михаила и боярина Айкшу — и выдал их великому князю Симеону 1.

III, с. Хотя по другим источникам действительно известно, что Кориат в крещении носил имя Михаила, тем не менее в данном случае летописи ясно указывают двух князей: «князя Михаила да Кориата» Супрасльская , «Корията да Михаила» Воскресенская.

Из числа современных литовских князей имя Михаила носили: один из сыновей Явнутия и старший сын Андрея Ольгердовича полоцкого. Неудачный исход посольства в Орду заставил Ольгерда возобновить дружелюбные сношения с Москвой. В году Ольгерд «присла в Москву к великому князю Симеону послы своя со многими дары, и с честью великою, и с челобитием, прося мира и живота братии своей».

Предложение было принято Симеоном Ивановичем, и пленные литовские князья получили свободу: притом «великий князь возъем на многа лета мир», который был скреплен двойным брачным союзом: племянница Симеона Ивановича, дочь князя Константина ростовского, отдана была в замужество за Любарта Гедыминовича, Ольгерд же женился на своячнице великого князя — княжне Ульяне Александровне тверской.

С этого времени между обоими государствами установились мирные отношения, которые были нарушены только восемнадцать лет спустя, в княжение Дмитрия Ивановича, вследствие столкновения его с Ольгердом по поводу усобиц, возникших в Тверском княжестве. В Твери еще в году заспорили: кашинский князь Василий Михайлович с племянником Всеволодом Александровичем холмским; первому из них покровительствовал великий князь московский, второй искал помощи у шурина Ольгерда. Опираясь на выхлопотанный Симеоном Ивановичем ханский ярлык, Василий лишил было Всеволода волости, но в году «Литва приходиша ратью на тверские волости» и Василий должен был возвратить удел племяннику.

В году распря в Твери вспыхнула с новой силой: тот же Василий Михайлович начал спор с братом Всеволода — Михаилом Александровичем, князем микулинским, как за Великое княжение Тверское, так и за Городецкий удел, отказанный Михаилу по завещанию одного из родственников. В году Василий с московской помощью разорял и полонил волости противника и осаждал Тверь; Михаил, между тем, с помощью Ольгерда, пошел ратью на Кашин. Затем князья заключили перемирие и в начале следующего года решили покончить спор судом.

На суд они вызваны были «любовно» в Москву Дмитрием Ивановичем и митрополитом Алексеем. Но на третий день после приезда Михаил Александрович и сопровождавшие его бояре были арестованы и заточены.

Дмитрий Иванович заставил тверского князя отказаться от Городца и, взяв с него крестное целование, отпустил домой только благодаря приезду в Москву ордынских царевичей.

Вслед за тем умер Василий Михайлович и Великое княжение Тверское досталось бесспорно на долю Михаила; опасаясь усиления обиженного им князя, Дмитрий послал сильную рать против Твери, и Михаил.

Александрович должен был отправиться в Литву просить помощи. Нападение это было подготовлено, по обычаю Ольгерда, совершенно тайно и застало москвичей врасплох; Дмитрий Иванович поспешил разослать гонцов по областям созывать рать, но в Москву успели собраться ополчения только ближайших к ней волостей: московское, коломенское и дмитровское; ополчения эти и отправлены были, в качестве сторожевого полка, с целью задержать движение Ольгерда, пока успеет прийти рать из более отдаленных областей.

Но мера эта была принята слишком поздно; Ольгерд разбил в отдельных стычках попадавшиеся ему навстречу отряды; в них пали удельные князья Семен Крапива стародубский и Константин Оболенский; затем, на берегах реки Тростни, поражен был наголову и сторожевой полк; начальствовавшие им воеводы Дмитрий Минин и Акинф Шуба погибли в битве.

Узнав от пленных о том, что великий князь находится в Москве и еще поджидает войска, Ольгерд быстро направился к столице. Дмитрий Иванович сжег посад и затворился в Кремле; Ольгерд простоял трое суток у стен Кремля и, не попытавшись взять его, отступил; на обратном пути литовское войско страшно разорило Московскую область; Ольгерд «остаток посада Московского пожже, и монастыри, и церкви, и волости, и села попали, а христианы изсече, а ины в полон поведе, иже не успели разбежатися, имение же их пограби, и скотину всю с собою отгнаша Се же первое зло от Литвы створися окаянно и всегубительно».

Последствием этого похода было временное отстранение влияния Дмитрия Ивановича на тверские дела: он возвратил Михаилу Городец и отказался от заступничества за его племянника, князя Еремея Константиновича. Конечно, временная неудача не могла изменить основного направления политики великого князя московского; собравшись с силами, он возобновил в году военные действия против Твери; «сложив целование великому князю Михаилу Александровичу», Дмитрий стал опустошать Тверскую область, взял и разорил города Микулин и Зубцов и увел большой полон в Москву.

На выручку Твери вторично пришел Ольгерд. Тверское дело осталось нерешенным и Михаил Александрович должен был изыскивать новые средства для продолжения борьбы; еще до истечения срока перемирия, заключенного Ольгердом, он отправился в Орду и выхлопотал для себя ярлык на Владимирское княжение; таким образом он возобновлял старый спор Твери с Москвой за первенство в Восточной Руси; но теперь силы соперников были слишком неравномерны для того, чтобы борьба за Владимирское княжение могла иметь серьезное значение; возобновление этого вопроса могло только ухудшить и без того стесненное положение Тверского княжества.

Узнав О случившемся, Дмитрий Иванович отправился, в свою очередь, в Орду; располагая значительными денежными средствами, он задобрил подарками хана, его жен и советников, и успел получить для себя новый ярлык на Владимирское княжение; тверскому князю оставалось для предстоящей борьбы обратиться опять за помощью в Литву.

Действительно, в году рать литовская под начальством: Кейстута, Витовта, Андрея Полоцкого и других литовских князей, явилась на помощь Михаилу.

Союзники разорили Переяславль и Кашин и взяли окуп с этих городов; кашинский князь, союзник Дмитрия, должен был целовать крест Михаилу; затем последний овладел городами: Мологою, Угличем, Бежецким Верхом, Дмитровском, Кистмою и Торжком, в борьбе за который он нанес чувствительное поражение новгородцам.

• Проект Реконструкции Парка В Южном Бутово
• Угнать За 60 Секунд Трек
• Как Рекомендуется Удалить Клеща При Оказании Первой Помощи
• Смешные Рекламы Картинки
• Знакомство С Рекомендациями
• Прекрасный Разбор Слова По Составу