Игорь губерман четверостишия, 20 хлёстких «гариков» Игоря Губермана о любви и женщинах
Недавно умер очень талантливый человек, Игорь Бяльский, он здесь издавал "Иерусалимский журнал". Книга странствий. No media source currently available. ДОБРО В тех битвах, где добро трубит победно, повтор один печально убедителен: похоже, что добру смертельно вредно подолгу оставаться победителем. Условия акции.
Не на годы, а на времена оскудела моя сторона, своих лучших сортов семена в мерзлоту раскидала страна. Чему бы вокруг не случиться, тепло победит или лед, страны этой странной страницы, мы влипли в ее переплет. Век принес уроки всякие, но один - венец всему: ярче солнца светят факелы, уводящие во тьму. Российская природа не уныла, но смутною тоской озарена, и где ни окажись моя могила, пусть веет этим чувством и она.
Как рыбы мы глубоководны, тьмы и давления диету освоив так, что непригодны к свободе, воздуху и свету. В империях всегда хватало страху, история в них кровью пишет главы, но нет России равных по размаху убийства своей гордости и славы. Россия надрывно рыдает детях любимых своих; она самых лучших съедает и плачет, печалясь о них.
Полна неграмотных ученых и добросовестных предателей страна счастливых заключенных и удрученных надзирателей. Не знаю глупей и юродивей, чем чувство - его не назвать, что лучше подохнуть на родине, чем жить и по ней тосковать. Как мальчик, больной по природе, пристрастно лелеем отцом, как все, кто немного юродив, Россия любима Творцом. Пригасла боль, что близких нет, сменился облик жизни нашей, но дух и нрав на много лет пропахли камерной парашей.
Приметы близости к расплате просты: угрюмо сыт уют, везде азартно жгут и тратят и скудно нищим подают. Открыв сомкнуты негой взоры, Россия вышла в неглиже навстречу утренней Авроры, готовой к выстрелу уже. Сильна Россия чудесами и не устала их плести: здесь выбирают овцы сами себе волков себя пасти. Россия - странный садовод и всю планету поражает, верша свой цикл наоборот: сперва растит, потом сажает.
А раньше больше было фальши, но стала тоньше наша лира, и если так пойдет и дальше, весь мир засрет голубка мира. Благословен печальный труд российской мысли, что хлопочет, чтоб оживить цветущий труп, который этого не хочет. Не в силах внешние умы вообразить живьем ту смесь курорта и тюрьмы, в которой мы живем.
Здесь грянет светопреставление в раскатах грома и огня, и жаль, что это представление уже наступит без меня. Держа самих себя на мушке, в чем наша слава, честь и сила, Мы держим подлых у кормушки, А слабоумных у кормила. Когда эпоху бередит Покоя нудная граматика, Земля немедленно родит Гибрид убийцы и фанатика. Критерий качества державы - Успехи сук и подлецов; Боюсь теперь не старцев ржавых, А белозубых молодцов.
Россия веками рыдает О детях любимых своих; Она самых лучших съедает и плачет печалясь о них. Не мудреной, не тайной наукой, Проще самой простой простоты - Унижением, страхом и скукой Человека низводят в скоты.
Пригласла боль, что близких нет, Сменился облик жизни нашей, Но дух и нрав на много лет Пропахли камерной парашей. Не тиражируй, друг мой, слухов, Компроментирующих власть; Ведь у недремлющего уха Внизу не хер висит, а пасть. День Конституции напомнил мне Усопшей бабушки портрет: Портрет висит в парадной комнате, А бабушки давно уж нет. Всю жизнь философ похотливо Стремился истине вдогон; Штаны марксизма снять не в силах, - Чего хотел от бабы он?
Россия пребудет во веки веков Под боем державных курантов Страной казнокрадов, святых, мудаков, Пропойц и блаженных талантов. Кровав был век, Жесток и лжив. И глупо факт, что лично жив, Считать остатком справедливости. Плодит начальников держава, Не оставляя лишних мест; Где раньше лошадь вольно ржала, Теперь начальник водку ест.
Тоской тоскует наша улица - Верха, низы, шуты, поэты; Тоска материализуется, И в этом ужас для панеты. Застлав и сузив горизонт, Живет легко, темно и глухо Страна сплошных запретных зон Для плоти, разума и духа. Нет, я гляжу без раздражения На гнусь и мерзость разложения, Поскольку в ядах разложения Живет зерно преображения.
Россия непостижна для ума, Как логика бессмысленна для боли, В какой другой истории тюрьма Настолько пропитала климат воли? Как прежде, мы катим послушно Грузнеющий камень Сизифа, Но духу особенно душно В угаре высокого мифа. Российские штормы и штили, Ритмично и сами собой Меняясь по форме и в силе, Сменяют грабеж на разбой. Везде покорно, пасмурно, уныло, Повсюду сытость, сон, самодовольство Как мудро ты, Россия, истребила Свою активность, честь и беспокойство.
Тот Иуда, удавившись на осине И рассеявшись во время и пространство, Тенью ходит в наше время по России, Проповедуя основы христианства. Людьми обнищав, мы сумели воочию Теперь убедиться на опыте длинном, Что срезанный слой плодоносящей почвы Нельзя заменить воспитанием глины.
Россия два раза Европу спасла: Сначала татар тормозила, А после сама распахнулась для зла, Которое миру грозило. В империях всегда хватало страху, История в них кровью пишет главы, Но нет России равных по размаху Убийства своей гордости и славы. Глухая русская тюрьма Несет повальный и незримый Некроз желаний и ума, Некроз души необратимый.
В Росии нынче пакостней всего Привычка от партера до галерки Снимать штаны задолго до того, Как жопа назначается для порки. Спасибо, Россия, что ты Привила мне свойство твое - Готовность у крайней черты Спокойно шагнуть за нее.
Приметы близости к расплате Просты: угрюмо сыт уют, Везде азартно жгут и тратят И скудно нищим подают. Как понимаем здесь друг друга мы, Не принимая Запад скучный! Дом разоренный и поруганный Душевней, чем благополучный. Порядка мы жаждем! Как формы для теста. И скоро мясной мускулистый мессия Для миссии этой заступит на место, И сново, как встарь, присмиреет Россия. Беспечны, безучастны, беспризорны Российские безмерные пространства, Бескрайно и безвыходно просторны, Безмолвны, безнадежны и бесстрастны.
Моя империя опаслива: При всей своей державной поступи Она привлечь была бы счастлива К доносной службе наши простыни. Рисунком для России неприменным, Орнаментом узором и канвой, Изменчивым мотивом неизменным По кружеву судьбы идет конвой. Растет лосось в саду на грядке; Потек вином заглохший пруд; В российский жизни все в порядке; Два педераста дочку ждут.
Российская природа не уныла, Но смутною тоской озарена, И где не окажись моя могила, Пусть веет этим чувством и она.
Люблю листки календарей, Где знаменитых жизней даты: То здесь, то там живал еврей, Случайно выживший когда-то. Еще земля в глухом морозе, А у весны уже крестины, И шелушится на березе Живая ветка Палестины. Стало скучно в нашем крае, Не с кем лясы поточить, Все уехали в Израиль Ностальгией сплин лечить.
Мне климат привычен советский, К тому же - большая семья, Не нужен мне берег суэцкий - В неволе размножился я. В котлах любого созидания Снискав себе не честь, но место, Евреи, дрожжи мироздания, Уместны только в массе теста. Из двух несхожих половин Мой дух слагается двояко: В одной - лукавствует равин, В другой витийствует гуляка. В эпоху, когда ценность информации Окрасила эпоху, как чернила, Повысились и акции той нации, Которая всегда ее ценила.
Летит еврей, несясь над безной, От жизни трудной к жизни тяжкой, И личный занавес железный Везет под импортной рубашкой. Над нами смерть витает, полыхая Разливом крови, льющейся вослед, Но слабнет, утолясь; и тетя Хая Опять готовит рыбу на обед. Фортуна с евреем крута, Поскольку в еврея вместилась И русской души широта, И задницы русской терпимость. Растит и мудрецов и палачей, Не менее различен, чем разбросан, Народ ростовщиков и скрипачей, Закуренная Богом папироса.
Сомненья мне душу изранили И печень до почек проели; Как славно жилось бы в Израиле, Когда б не жара и евреи. Не думай, что деля свое вино, И рознь мы выдуваем, словно дым; Евреям слишком многое дано, Чтоб спрашивалось равно остальным. Те овраги, траншеи и рвы, Где чужие лежат, не родня - Вот единственно прочные швы, Что с еврейством связали меня. Сородич мой клопов собой кормил, И рвань перелицовывал, дрожа, И образ мироздания кроил, И хаживал на Бога без ножа.
Поистине загадочна природа, Из тайны шиты все ее покровы; Откуда скорбь еврейского народа Во взгляде у соседкиной коровы? Чтоб созрели дух и голова, Я бы принял в качестве закона: Каждому еврею - года два Глину помесить у фараона.
Пусть время, как поезд с обрыва, Летит к неминуемым бедам, Но вечером счастлива Рива, Что Сема доволен обедом. От жалоб, упреков и шума, От вечной слезливой обиды - Нисколько не тянет Наума Уйти от хозяйственной Иды. Знамения шлет нам Господь: Случайная вспышка из лазера Отрезала кранюю плоть У дряхлого физика Лазаря. Все предрассудки прочь отбросив, Но чтоб от Бога по секрету, Свинину ест мудрец Иосиф И громо хвалит рыбу эту. Влюбилась Сарра в комиссара, Схлестнулись гены в чреве сонном, Трех сыновей родила Сарра, Все - продавцы в комиссионном.
Тревожна, мнительна, уныла, Господь ее благослови, Ревека любит Самуила, Она зануда от любви. Не тоскуй, стоарушка Песя, От капризов непогоды, Лучше лейся, словно песня, Сквозь оставшиеся годы.
Век за веком: на небе - луна, У подростка томленье свободы, У России тяжелые годы, У еврея - болеет жена. Когда черпается счастье полной миской, Когда каждый жизнерадостен и весел, Тетя Песя остается пессимисткой, Потому что есть ума у тети Песи. Носятся слухи в житейском эфире, Будто уще до пожара за час Каждый еврей говорит своей Фире: Фира, а где там страховка у нас?
Пока мыслителей тревожит, Меня волнует и смешит, Что без России жить не может На белом свете русский жид. Письма грустные приходят От уехавших мошенников: У евреев на свободе Мерзнут шеи без ошейников.
Торжественных не надо церимоний Для проводов работника провизии; На пенсию давно хотелось Моне Уйти до появления ревизии. Свежестью весны благоуханна, Нежностью цветущая, как сад, Чудной красотой сияла Ханна Двадцать килограмм тому назад. От жизненных страшных коллизий, Кошмаром потрясших эпоху, Была только полза для Изи, Умевшего слушатся Броху.
Как любовь изменчива, однако! В нас она качается, как маятник. Та же Песя травит Исаака, Та же Песя ставит ему памятник. Гвоздика, ландыш и жасмин, Левкой, сирень и анемоны - Всем этим пах Вениамин, Который пил одеколоны.
Не спится горячей Нехаме; Под матери храп непробудный Нехама мечтает о Хайме, Который нахальный, но чудный. Всюду было сумрачно и смутно; Чувством безопастности влеком, Фима себя чувствовал уютно Только у жены под каблуком. В кругу семейства своего Жила прекрасно с мужем Дина, Тая от всех, кроме него, Что вышла замуж за кретина.
Известно всем, что бедный Фима Умом не блещет. Но и тот Умнее бедного Рувима, Который полный идиот. Нервы если в ком напряжены, Сердцу не поможет и броня; Хайма изводили три жены, Хайм о каждой плакал, хороня. Неслышно жил. Неслышно умер. Одет молчащей глиной скучной; И во вселенском хамском шуме Растаял нотою беззвучной. Слава Богу - ни в чем не калека, Слава богу - и всласть мне и впрок Чуть прихваченный холодом века Мой земной незадачливый срок.
Лиш хочу, чтоб на грани разлуки, Когда сердце уже отжило, Были краткими смертные муки, Чтоб родным не пришлось тяжело. Женщиной славно от века Все, чем прекрасна семья; Женщина - друг человека Даже когда он свинья.
Тюремщик дельный и толковый, Жизнь запирает нас на долго, Смыкая мягкие оковы Любви, привычности и долга. Мужчина - хам, зануда, деспот, Мучитель, скряга и тупица; Чтоб это стало нам известно, Нам просто следует жениться.
Съев пуды совместной каши И года отдав борьбе, Всем хорошим в бабах наших Мы обязаны себе. Не судьбы грядущей тучи, Не трясина будней низких, Нас всего сильнее мучит Недалекость самых близких. В небесах заключается брак, А потом выявляет разлука, Что мужик - скандалист и дурак, А жена - истеричка и сука.
Я долго жил, как холостяк И быт мой был изрядно пуст, Хотя имел один пустяк: Свободы запах, цвет и вкус. Семья - надежнейшее благо, Ладья в житейское ненастье, И с ней сравнима только влага, С которой легче это счастье. Чтобы не дать угаснуть роду, Нам Богом послана жена, А в баб чужих по ложке меду Вливает хитрый сатана. Детьми к семье пригвождены, Мы бережем покой супруги; Ничто не стоит слез жены, Кроме объятия подруги.
Мое счастливое лицо Не разболтает ничего; На пальце я ношу кольцо, А шеей чувствую его. Завел семью. Родились дети, Скитаюсь в поисках монет.
Без женщин жить нельзя на свете, А с ними - вовсе жизни нет. Если день осенний и ветренный Муж уходит, шаркая бодро, Треугольник зовут равнобедренным, Невзирая на разные бедра.
Я забыл подружек стаю Бросил спорт и онанизм, Я теперь в семью врастаю, Как кулак в социализм. Цепям семьи во искупление Бог даровал совокупление; А холостые, скинув блузки, Имеют льготу без нагрузки. Я по любви попал впросак, Надев семейные подтяжки, Но вжился в тягу, как рысак, Всю жизнь бегущий из упряжки.
Удачливый и смелый нарушитель Законности, традиций, тишины, Судьбы своей решительный вершитель, Мучительно боюсь я слез жены. Бьет полночь. Мы давно уже вдвоем.
Спит женщина, луною освещаясь. Спит женщина. В ней семя спит мое, Уже, быть может, в сына превращаясь. Господь жесток. Зеленых неучей, Нас обращает в желтых он, А стайку нежных тонких девочек - В толпу сварливых, грузных жен.
Я волоку телегу с бытом Без напряженья и нытья, Воспринимая быт омытым Глубинным светом бытия. Когда в семейных шумных сварах Жена бывает неправа, Об этом позже в мемуарах Скорбит прозревшая вдова.
Жена довольно многое должна Уметь, ничуть не меньше понимая; Прекрасна молчаливая жена, Хоть, кажется, прекраснее немая. Суров к подругам возраста мороз, Выстуживают нежность ветры дней; Слетают лепестки с поблекших роз И сделались шипы на них видней. Разве слышит ухо, видит глаз Этих переломов след и хруст?
Любящие нас ломают нас Круче и умелей, чем Прокруст. Жалко бабу, когда счастье губя, Добиваясь верховодства оплошно, Подминает мужика под себя, И становится ей скучно и тошно. Когда взахлеб, всерьез, не в шутку Гремят семейные баталии, То грустно думать, что рассудку Тайком диктуют гениталии.
Где стройность наших женщин? Годы тают,и стать у них совсем уже не та; Зато при каждом шаге исполняют Они роскошный танец живота. Закосневшие в семейственной привычке, Мы хотя воспламеняемся пока, Но уже похожи пылкостью на спички, Что горят лишь от чужого коробка. Бойся друга, а не врага - Не враги нам ставят рога. Наших женщин зря пугает слух Про мужских измен неотвратимость, Очень отвращает наш от шлюх С ними говорить необходимость.
Амур хулиганит с мишенью Мужских неразумных сердец, И стерва, зануда и шельма Всех раньше идут под венец. В идилии всех любящих семей Где клен не наглядится на рябину, Жена из женской слабости своей Увесистую делает дубину. Для домашнего климата ровного много значит уместное слово, И от шепота ночью любовного Улучшается нрав домового. Век за веком слепые промашки Совершает мужчина,не думая, Что внутри обаятельной пташки Может жить крокодильша угрюмая.
Разбуженный светом, ожившим в окне, Я вновь натянул одеяло; Я прерванный сон об измене жене Хотел досмотреть до финала. Семью трясет озноб скандальный, Летят потоки слов случайных, И ясно слышен звон кандальный Колец обоих обручальных.
Любым - державным и келейным Тиранством чужд мой организм, Хотя весьма в быту семейном Полезным вижу деспотизм. Вполне владеть своей женой И управлять своим семейством - Куда труднее, чем страной, Хотя и мельче по злодействам. Теперь меня благослови В путь осени, дождей и листопада, От пламени цветенья и любви До пепла увяданья и распада. Негромкий гул людей. Пусть ложь, что вечно с нами. Добро пожаловать в обезьянник. Изабелла Аллен-Фельдман. Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает.
Михаил Жванецкий. Собрание произведений в одном томе. Другие книги автора:. Штрихи к портрету. Камерные гарики. Третий иерусалимский дневник сборник.
Книга странствий. Гарики из гариков. Читай где угодно и на чем угодно. Как слушать читать электронную книгу на телефоне, планшете.
Доступно для чтения. Установить приложение. Откройте « » и найдите приложение ЛитРес «Читай! Установите бесплатное приложение «Читай! Войдите под своей учетной записью Литрес или Зарегистрируйтесь или войдите под аккаунтом социальной сети Забытый пароль можно восстановить. В главном меню в «Мои книги» находятся ваши книги для чтения.
Вы можете читать купленные книги и в других приложениях-читалках. Скачайте с сайта ЛитРес файл купленной книги в формате, поддерживаемом вашим приложением.
Загрузите этот файл в свое устройство и откройте его в приложении. Форматы - Для устройств. Для компьютеров. Найти Пожалуйста, введите три или более символа. Полная версия сайта Контакты Служба поддержки Публичная оферта Техническая документация.
Мы используем куки-файлы , чтобы вы могли быстрее и удобнее пользоваться сайтом. Подробнее OK. Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок! Условия акции.
